Ольга Некрасова - Кого ты выбрала, Принцесса?
Она попыталась выжать слезу. Но слез не было — одна злость.
— У вас, Георгий Анатольевич, совесть есть? Я вам не навязывалась. Я оказала ребенку скорую помощь, вот и все. И за это меня теперь поведут в суд под конвоем…
— Если сами не пойдете, — уточнил журналист.
— Ну да, хочешь — добровольно, не хочешь — под конвоем. Да еще и посадить грозитесь.
— Я вас, кажется, понял, — заявил журналист и, если бы дело было не в поликлинике, в следующий момент получил бы телесные повреждения. Наносить телесные повреждения в поликлинике Наталья постеснялась, хотя поликлиника — самое подходящее для этого место: травмпункт на первом этаже, рентген на втором.
Он предложил ей денег.
— Какая, — спросил, — сумма вас устроит? За беспокойство.
И уставился своими карими глазками.
Наталья сосчитала про себя до десяти и сказала:
— Вон! И под конвоем не приду. Запрусь и буду сидеть, пусть взламывают дверь, если хотят.
— Значит, я вас понял неправильно, — без особых эмоций сообщил этот неимоверный Георгий Анатольевич, и Наталья увидела, что да, когда он улыбается, глазки скрываются в щеках.
Помолчали. Злость у Натальи прошла. Выгнать его под тем предлогом, что в коридоре ждут больные, было невозможно, потому что больные в коридоре не ждали. Летом по субботам все больные выздоравливают и едут копаться на садовых участках.
— За интервью принято платить, — осторожно начал журналист. — Не всегда и не всем, конечно. При соввласти если я, например, делал интервью с писателем, то половину гонорара совершенно официально, через кассу, получал он. А если, допустим, с нефтяником, то весь гонорар шел мне. Сейчас некоторые звезды требуют гонорар за интервью — вот Эльдар Рязанов не может снять цикл о Голливуде, потому что там требуют. А в Париже с него не требовали, и он снял. То есть я не собирался вам взятку совать. Речь идет о нормальной рабочей практике. Вы мне — интервью, редакция вам — гонорар. Понятно?
Наталья упрямо мотнула головой.
— Ясно. Это не входит в круг ваших понятий, это пугает, вам кажется, что вас пытаются подкупить, хотя нам от вас нужна только правда. Поймите, это не подкуп свидетеля. Свидетелей подкупают совсем для другого. — Журналист достал сигареты (Наталья сделала стойку) и опять убрал пачку в карман. — Может, выйдем в скверик минут на десять? Ей-богу, я нервничаю. Вы очень симпатичный мне человек. Что бы вы ни говорили, как бы непонятно себя ни вели — вы спасли этого мальчика и, наверное, много других людей. Но мальчика — наглядно. Про мальчика я знаю. Вся моя писанина, в конце концов, не стоит того, что вы сделали тогда за две минуты. Давайте выйдем, поговорим, — еще раз предложил журналист, и Наталья подумала, что не такая уж он продувная сволочь.
— Нет, — возразила она, — только здесь. Я на работе. Хотите, запремся, и вы покурите в окно?
— Перебьюсь, — сказал журналист, но закурил и отошел к окну. Он, кажется, и в самом деле здорово нервничал.
— Заприте дверь, — велела Наталья, — ключ в замке.
Журналист по-рабоче-крестьянски плюнул в ладонь и загасил в слюне окурок.
— Не надо. — Он отправил окурок в корзину и носовым платком вытер ладонь. — Позвонить от вас можно?
Позвонить было можно — у Натальи стоял один на четыре соседних кабинета телефон, — и журналист стал звонить.
— Михалыч, — не представившись, сказал он в трубку, — врачиху с мальчиком помнишь?
Судя по тому, как долго он слушал неведомого Михалыча, тот и помнил, и имел по этому поводу очень сложное мнение.
— Да что суд? Мало я судился?! — неожиданно взревел журналист. — Зато мы уже попали в Интернет! Не тычь мне, любой суд — реклама!
Михалыч ответил как-то кратко.
— Сам такой, — весело сказал журналист. — Я вот тут подумал: мы сможем наградить ее турпоездкой? За мальчика, за что же еще…
Наталья сделала протестующий жест, журналист отмахнулся.
— Интересное кино, Михалыч: кретина, который угадал на разрезанной фотокарточке усы Якубовича, мы посылаем в Италию, а врача, который спас ребенка… Конечно, много. Конечно, лотерея. Вот и будем считать, что она выиграла. Хоп, Михалыч, договорились… Она сама выберет. Ну, нам-то без разницы, а ей приятно, пусть выберет.
Он положил трубку и снова утопил свои смеющиеся глазки в щеках.
— Поздравляю, Наталья Михайловна: редакция награждает вас турпоездкой за границу.
— Все равно я вам не дам интервью, — первым делом сказала Наталья.
— Как хотите. — Журналист пожал плечами. — Это не связано.
— Тогда отчего такая щедрость?
— Скажете, не заслужили? — вопросом на вопрос ответил журналист.
— Скажу, заслужила, но не у вас. — Наталье стало жалко себя, потому что нет и не будет адреса, по которому выдают все заслуженное. Разницу между заслуженной зарплатой и ее зарплатой, например. Или дубленку, которую у нее стащили в прошлом году. Или Пашу, который, конечно, по какому-то адресу сейчас находится, но секретарши не говорят, мочалки.
— Считайте, что Бог или судьба восстанавливает справедливость, — попал в ее мысли пройдоха-журналист. — С нашей помощью.
— От вас я не могу принять ни-че-го, — глядя в стол, раздельно произнесла Наталья.
— Ну вот, снова здорово. Голубушка Наталья Михайловна, сейчас в жарких странах ну очень жарко, — сообщил журналист. ("Я тебе не голубушка", — про себя одернула его Наталья). — Сейчас туда ездят только идиоты и русские, которые еще не разобрались. Мертвый сезон. Полупустые самолеты садятся в полупустых аэропортах, оттуда полупустые автобусы везут кого-то в полупустые отели. Причем пустые места оплачены. Турфирма покупает со скидкой четырнадцать билетов по цене десяти, а пятнадцатый ей дают бесплатно как приз. Места в отеле у нее тоже скуплены на месяц вперед. Наберет она в группу хотя бы одиннадцать человек — будет в выигрыше, наберет меньше — ничего страшного, компенсирует зимой. Так вот, наш журнал бесплатно печатает рекламу турфирм и за это получает бесплатные путевки. По ним ездят уборщицы и машинистки, потому что журналисты, во-первых, наездились, во-вторых, им некогда — они работают. По ним ездят победители совершенно бредовых конкурсов типа "Сложите все цифры даты вашего рождения, вырежьте из журнала купон и пришлите в редакцию", потому что такие конкурсы увеличивают подписку. А теперь поедете вы. Потому что нам это ничего не стоит, а вам приятно.
