Барбара Ханней - Просто люби меня
Подойдя к перилам веранды, Рейд постоял, сунув руки в карманы и устремив взгляд на конный выгул. Надо было давным-давно дать понять Саре, что она свободна, и не доводить дело до такого.
Погруженный в тяжелые мысли, Рейд опустился на ступеньку и застыл, глядя на темный кустарник. Среди облаков время от времени проглядывал тонкий изогнутый месяц, небо над черными растрепанными кронами эвкалиптов светилось металлическим серым цветом. Снизу, от ручья, доносились жалобные крики кроншнепа.
День, который должен был настать, настал. Терпение Сары истощилось. Скоро она вообще покончит с их дружбой, и будет права. Ради себя самой она должна была бы сделать это уже давно.
Рейд почувствовал, что у него дрожат губы. Он снова ощутил чувство потерянности и унижения, которое овладело им еще в тот день, когда начался весь этот кошмар, вынудивший его оборвать любовные отношения с Сарой.
Ему было невыносимо тяжело причинять горе любимой девушке, но что было делать? В те черные дни после смерти отца все в его мире перевернулось вверх дном. Это был ужасный, самый ужасный период в его жизни — душа его погрузилась во мрак.
Он снова, как и много раз за последние годы, пожалел о том, что не может посоветоваться с Кобом Маккинноном. Этот человек был для него больше чем отец. Коб был для Рейда кумиром, он любил его как самого дорогого друга. Они прекрасно ладили.
Коб был сильным человеком, стойким шотландцем, чей характер лишь закалился в суровом австралийском захолустье. Среди скотоводов Звездной долины он слыл лидером.
Рейд сгонял скот на дальнем пастбище и, когда до него дошел слух о том, что отец тяжело болен, бросил все и помчался домой. Он гнал всю ночь, но опоздал.
Самое плохое было то, что Рейд не мог даже отдаться своему горю — кто-то должен был сохранять самообладание. Мать возложила на него все: и организацию похорон, и переговоры с адвокатами, и дела по завещанию.
Кое-как он справился с этим, но затем стало еще хуже.
Однажды вечером, дней через семь после похорон отца, мать подошла к Рейду, когда он сидел на этой же самой веранде.
То, что произошло в тот вечер, впечаталось намертво в память Рейда. Он помнил каждую мелочь — удушающий зной, надвигавшуюся грозу, которая так и не разразилась, исходивший от матери запах чайной розы, поскрипывание дощатого пола под ее ногами, когда она прошла по веранде и остановилась около него.
— Ты не против, если я посижу с тобой? — спросила она.
— Нет, конечно нет. — Рейд вскочил на ноги, освобождая для нее кресло и пододвигая для себя плетеный стул.
Усевшись, мать проговорила:
— Я должна кое-что тебе сообщить, Рейд. — Она замолчала, словно затрудняясь говорить дальше. — Коб собирался сказать тебе об этом перед смертью. Бедный, он держался до последнего, но не успел.
Рейду подумалось, что отец хотел рассказать ему, как вести дела — заняться этим самому или нанять управляющего со стороны.
Однако, когда Джесси снова умолкла, в душу Рейда закралась тревога. Мать сидела, склонив голову, упершись локтями в колени и сжав руки.
Господи, да она молится!
Тревога переросла в панику.
— Мама, с тобой все в порядке?
— Не совсем, — ответила она, глядя перед собой. — Видит Бог, Рейд, мне очень жаль. Мы должны были сказать тебе это уже давно.
— Что сказать?
Рейд посмотрел на сгорбленную фигуру матери, на ее сжатые губы.
— Ради бога, мама, в чем дело?
— Это… это связано с твоим рождением.
Какого черта, о чем это она?
Мозг Рейда лихорадочно работал, пытаясь найти разгадку, когда Джесси заговорила снова:
— Я наверняка и раньше упоминала о том, что мы с моей сестрой Флорой жили в Мирабруке еще до того, как я вышла замуж. Обе мы работали в банке, и у нас был маленький домик.
Рейд кивнул.
— Ты также знаешь, что я забеременела вскоре после того, как мы с Кобом поженились.
— Да. Двойняшками. Кейном и мной.
— Нет, дорогой, — участливо проговорила Джесси.
Рейд удивленно уставился на нее.
О господи, мама, лучше ничего не говори.
Ее убитое лицо светилось в темноте белым пятном. Впервые в жизни Рейду захотелось схватить ее за плечи и как следует встряхнуть.
— Что ты такое говоришь?!
Джесси торопливо продолжала:
— Флора уехала в Брисбен вскоре после того, как я вышла замуж, и вернулась, лишь когда я должна была вот-вот разродиться. Она привезла с собой младенца.
— Ты хочешь сказать, что этим младенцем был я?
— Да, дорогой.
О господи! Выходит, его родители никакие ему не родители. Это было хуже, чем он мог себе вообразить. Все в одно мгновение рухнуло, сидевшая рядом женщина показалась ему чужой. Он уставился на свои руки, словно никогда не видел их прежде. Кто же он такой?
Как прикажете жить после такого открытия? Почему это случилось теперь? Почему Коб и Джесси ничего не сказали ему, пока он был маленький?
Черт побери, вся его жизнь — сплошная ложь. В детстве он уверял себя, что похож на отца. Всю жизнь они с Кейном были уверены, что они двойняшки.
Выходит, он никакой не Маккиннон.
Рейд повернулся к Джесси.
— Почему вы так долго ничего не говорили мне?
— Мы… я боялась, что ты начнешь задавать слишком много вопросов.
— Естественно, у меня возникают вопросы. Начнем с такого — как я оказался здесь? С вами? — Рейд был в бешенстве. Ему хотелось выругаться.
Рука Джесси взлетела к ее губам, она зажала рот, словно хотела навсегда наложить на него печать молчания.
— Бедняжка Флора была в ужасном состоянии, Рейд, она была на грани нервного срыва и умоляла меня взять ее ребенка.
Бедняжка Флора… Он не хочет другой матери. И уж точно не хочет, чтобы ею была тетя Флора, которую он лишь однажды навестил во время путешествия по Европе. Визит вышел каким-то скомканным, напряженным, и Рейд ушел от нее с таким чувством, что она была нисколько ему не рада.
— И что же такое случилось с бедняжкой Флорой?
В ответ Джесси судорожно вздохнула.
— Тебе это не понравится, Рейд.
— Ничего, как-нибудь переживу.
— Дорогой, мне ужасно жаль. Я понимаю, как тебе тяжело. Я вообще не хотела рассказывать тебе ни о чем. Да и время неподходящее.
А вот это точно. Оба были слишком убиты горем, чтобы говорить спокойно, но прерывать разговор было поздно.
Рейд скрипнул зубами.
— Что случилось с моей… с Флорой? Почему она решила избавиться от ребенка?
— Ее изнасиловали.
Изнасиловали?
Джесси произнесла это слово так тихо, что Рейд, погруженный в раздумье, с трудом расслышал его.
