Розамунд Пильчер - Конец лета
Я глубоко вздохнула и, придав голосу всю строгость, на которую только была способна, крикнула:
– Кто там?
– Извините за беспокойство, – послышался за дверью приятный мужской голос, – но я ищу дом мистера Марша.
Друг отца? Или это просто хитрый ход, чтобы выманить меня? Я замерла, не зная, как быть.
– Здесь живет Руфус Марш? – повторил мужчина.
– Да, здесь.
– А он дома?
Еще одна коварная уловка?
– Зачем он вам? – зашла я с другого конца.
– Видите ли, мне сказали, что искать его надо здесь.
Я тем временем лихорадочно соображала, что же мне делать, и тут человек, стоящий за дверью, взял совершенно другой тон:
– Это Джейн?
Нет ничего более обезоруживающего, чем обращение к тебе по имени со стороны незнакомых людей. Кроме того, было в его голосе что-то необъяснимое... это ощущалось даже сквозь плотно закрытую дверь... нечто... очень-очень странное.
– Да, – выдавила я.
– А ваш отец дома?
– Нет. Он в Лос-Анджелесе. Кто вы?
– Понимаете, я Дэвид Стюарт... Я... знаете, мне довольно трудно так разговаривать...
Мои руки сами собой потянулись к задвижке. Я поступила так необдуманно по одной простой причине – он назвал себя «Стюарт». Американец непременно произнес бы «Стувард». Но этот мужчина выговорил слова точно так, как моя бабушка. Следовательно, он не американец, а прибыл из-за океана и, судя по имени, шотландец.
Наверное, в душе я надеялась, будто узнаю его в лицо, но в свете ярких фар передо мной предстал совершенно незнакомый человек. Очень высокий, в очках с роговой оправой... гораздо выше меня. Мы уставились друг на друга в ожидании. Я заметила, как смутила его моя неприветливость и нервозность. Внезапно я почувствовала неописуемую злость. Ничто меня так не бесит, как состояние глупого страха.
– С какой стати вы подкрадываетесь среди ночи? – резко бросила я, и мне самой было странно слышать свой истеричный голос.
Он ответил вполне резонно:
– Сейчас только девять часов вечера, и я вовсе не подкрадывался.
– Вы могли бы позвонить и предупредить о своем визите!
– В телефонном справочнике я не смог отыскать вас, – заметил мужчина, не двигаясь с места. Рыжик глухо зарычал в глубине комнаты. – Я не предполагал, что вы окажетесь одна. Простите, но дело срочное.
Мой гнев пошел на убыль, и, стыдясь своей грубости, я буркнула:
– Ну, коли приехали, заходите. – Я посторонилась, пропуская его в комнату, и дотянулась до выключателя. В комнате вспыхнул холодный, яркий электрический свет.
Но мужчина не торопился войти в дом.
– Разве вы не хотите взглянуть на удостоверение личности? У меня при себе кредитные карточки и паспорт.
Я пристально посмотрела на него, и мне чудилось, что его глаза, скрытые стеклами очков, разглядывают меня с насмешливым любопытством. Черт возьми, что он нашел здесь забавного?
– Проживи вы тут с мое, тоже не открыли бы дверь кому попало.
– Прежде чем «кто попало» переступит порог этого дома, позвольте ему выключить фары. Я оставил их гореть, чтобы не споткнуться в потемках.
Не дожидаясь язвительного ответа, который вертелся у меня на языке, он направился к машине. Я оставила дверь открытой и вернулась к камину, подбросила в огонь еще одно полено и только тут обнаружила, что мои руки трясутся, а сердце бешено колотится. Я поправила коврик перед камином, задвинула ногой кость Рыжика под стул и достала сигарету. Едва я закурила, как гость вошел и прикрыл за собой дверь.
Теперь я хорошо его разглядела. У него было бледное лицо и темные волосы, как у всех исконных жителей шотландского высокогорья. Долговязая, нескладная фигура делала моего гостя похожим на ученого. Одежда? Твидовый костюм, слегка потертый на локтях и коленях, рубашка в светло-коричневую клетку и зеленый галстук. В моем представлении, так одеваются директора школ и профессора каких-то малопонятных наук. Возраст определению не поддавался. Где-то от тридцати до пятидесяти лет.
– Как вы теперь себя чувствуете? – вежливо осведомился мужчина.
– Отлично, – заверила я, хотя мои руки по-прежнему дрожали, и он явно заметил это.
– Вам не мешало бы выпить.
– Я не знаю, найдется ли что-нибудь в этом доме.
– Где можно поискать?
– Под окном.
Он нагнулся, открыл комод, порылся там и, смахнув локтем пыль, извлек бутылку «Хейга».
– То, что нужно. Теперь нам требуется только стакан.
Я отправилась на кухню и вернулась с двумя бокалами, кувшином воды и лотком для льда, обнаруженным в морозилке. Странный визитер принялся наполнять бокалы, но жидкость показалась мне какой-то подозрительной. Я не очень-то уважаю виски.
– Считайте, что это лекарство, – предложил он, заметив мою неуверенность, и протянул один бокал.
– Я не хочу напиваться.
– О, вы не напьетесь.
В его словах была крупица здравого смысла. Хотя напиток и отдавал табаком, зато я быстро согрелась. Окончательно успокоившись и чувствуя себя дурочкой, я робко улыбнулась гостю.
Он тоже улыбнулся и заявил:
– Почему бы нам не присесть?
Когда мы расположились – я перед камином, а визитер на краешке большого отцовского кресла, положив руки на колени и поставив бокал на пол между ног, – он спросил:
– Просто из любопытства, почему вы все-таки открыли дверь?
– Дело в том, как вы назвали себя. Стюарт. Вы прилетели из Шотландии, не так ли?
– Верно.
– Откуда именно?
– Кепл-Бридж.
– Но это рядом с «Элви»!
– Я знаю. Видите ли, я связан с «Рамсеем, Маккензи и Кингом».
– Адвокатами моей бабушки?
– Совершенно верно.
– Но вас я не помню...
– Я начал работать в этой фирме всего лишь пять лет назад.
Внутри у меня все похолодело, но, сделав титаническое усилие, я пробормотала:
– Надеюсь... ничего не случилось?
– Все в порядке, – заверил он.
– В таком случае зачем вы прилетели?
– Это связано с рядом писем, которые остались без ответа, – пояснил Дэвид Стюарт.
Глава 3
После недолгой паузы я пожала плечами:
– Не понимаю.
– Точнее говоря, это связано с четырьмя письмами. Тремя от самой миссис Бейли и моим, написанным от ее имени.
– Написанным кому? – заволновалась я.
– Вашему отцу.
– Когда?
– В течение последних двух месяцев.
– Вы направляли их сюда? Я хочу сказать, что мы подолгу не задерживаемся на одном месте.
– Вы сами писали бабушке, указав этот адрес.
Что правда, то правда. Я всегда давала ей знать, куда мы отправляемся. Бросив недокуренную сигарету в огонь, я попыталась собраться с мыслями. Мой отец, несмотря на все свои недостатки, был самым откровенным человеком на свете и в случае чего мог целыми днями ворчать и стенать, если что-то или кто-то раздражал его. Но о письмах у нас речь не заходила!
