Айлин Даймонд - Двойная месть
— Мне некуда идти, Билли, — прошептала Памела не двигаясь. — Я… все ликвидировала. У меня нет ни дома, ни денег, ничего. Я… я хотела…
— Перекантоваться лет десять в казенном доме, да? — усмехнулся Билл, присаживаясь рядом с ней. — Хорошенькая перспектива для молодой красавицы. Надеюсь, ты не задумала чего похуже.
Она отвернулась от него, не отвечая.
— М-да, — протянул Билл, потирая голову. — Значит, говоришь, тебе некуда идти. Понимаю. Понимаю и про месть. Но не понимаю за что? Ну, уволили и уволили. С кем не бывает? За что сразу мстить? — удивлялся он как можно убедительнее.
Расчет оказался верным. Памела резко вскинула голову, глаза вновь загорелись яростным светом.
— За разрушенную любовь, за потерянное счастье! — отчеканила она, злобно взглянув в лицо Биллу, словно эти слова предназначались ему как виновнику катастрофы.
— А кто разрушил-то? — ласково спросил он. — Кто тебя обидел, милая?
Памеле не пришлись по вкусу ни сахарный сироп, обильно пропитавший фразу, ни само хамелеонство вопрошателя.
— Говоришь, не знаешь?! — взорвалась Памела. — Если ты знаешь все, знаешь и кто!
— Мистер Флендер?
— Да! Да! Да! И не только он! И эта крашеная сволочь!
— Они тут все крашеные, Пэм.
— Но сволочь только одна! — уточнила Памела, стукнув по столу кулаком. И мотнула головой в сторону шкафа с пробирками.
— Та, которая с пирсингом?
— Да! Эта… Я не хочу ее называть! — Голос ее прервался, она закрыла горло рукой, закашлялась.
— Ага, — догадливо произнес Билл. — Мисс Харвей, значит.
— Молчи! — хрипло закричала Памела. — Молчи, а не то я разобью шкаф! И все тут переломаю! — И снова закашлялась.
Билл сжал ее руку так, что она вскрикнула.
— Прекрати истерику! — железным голосом приказал он. — Успокойся и расскажи толком, кто и как тебя обидел.
— Отпустишь — расскажу, — заявила Памела.
— Поклянись, что не будешь делать глупостей.
— Клянусь.
Билл ослабил хватку, но руку не выпустил. Да Памела и не собиралась ее вырывать. Словно невидимые биотоки передавали измученной девушке из мощной волосатой ручищи успокоение и душевное равновесие.
— Да, так с чего началась заварушка? — проговорил Билл, чтобы помочь разговору. — Я ведь не слежу за вашими играми.
— А ты знаешь о том, что произошло перед моим увольнением?
— Нет.
— Был скандал.
— Из-за чего?
— Из-за гранта.
— Какого гранта?
— Того самого. Которого ждала вся лаборатория. Знаешь… Давай я расскажу тебе все как было, — медленно произнесла Памела. — А кто виноват, разбирайся сам.
4
Ферма «Ройал-Джордж» славилась качеством молока. Молоко давали точь-в-точь такие же коровы, как и на соседних фермах, но хозяин, Брайан Кроу, знал какие-то секреты, передаваемые из поколения в поколение, которые позволяли улучшать физиологический процесс превращения травы в молоко в незатейливых коровьих недрах таким образом, что молоко, во-первых, дольше не скисало, а во-вторых, сохраняло неуловимые, но приятные на вкус оттенки поглощенной травки.
Завистники расходились во мнениях, поет ли мистер Кроу псалмы во время дойки или подсыпает в кормушку наркотики, но, так или иначе, многолетнее высокое качество продукции позволило, во-первых, найти для хозяйства гордое и приличное название «Ройал-Джордж», а во-вторых, удерживать прочное место на сверхплотном рынке сбыта. А в-третьих — обеспечить более или менее приличное содержание семье.
Трое сыновей мистера Кроу смогли таким образом прорваться на службу в элитные войска и рьяно заслуживали очередные погоны, а единственная и любимая дочь Памела предназначалась для продолжения фермерской славы — отец не собирался никуда ее отпускать. Миссис Кроу отошла в мир иной вскоре после рождения младшего сына Джона, и хозяйство с коровами и их секретами самым естественным образом предназначалось для той, кому с двенадцати лет вверено было полное управление фермой под присмотром мистера Кроу.
Памела не предпринимала путешествий дальше Дорчелла, да и то лишь с очередной партией фляг. И не знала никаких иных миров и секретов, кроме тех, которым обучил ее хозяйственный мистер Кроу. Так и собиралась она провести свою жизнь в стенах усадьбы, приглядывая на очередной ярмарке очередного жениха, который бы устроил высоконравственного и принципиального отца.
Но ни один пока что не пришелся к ройал-джорджевскому двору. Больше всего отец боялся, что избранник, став мужем и полноправным хозяином, выведает все секреты, а потом продаст их первому встречному. Поэтому задача устройства личных дел мисс Кроу откладывалась на неопределенное время. Как вариант отец (конечно, только на словах) допускал даже внебрачного ребенка с условием, что это будет парень, а не девица. Но такого обещания Памела дать не могла, и отец вполне логично разводил руками: ну нет так нет. Тогда поищем подходящую кандидатуру на роль моего зятя.
Эта ситуация с каждым годом все больше выводила Памелу из себя. Особенно тяжко приходилось, когда явившиеся с родственным визитом дорогие братцы после пятой кружки местного пива начинали за спиной отца мучить дорогую сестрицу всевозможными способами — от сочувствия и насмешек до прямых попреков.
— Такие красавицы, как ты, не должны переводить свою жизнь на молоко! — соболезновал старший, Макс.
— Ты, Пэмми, скоро и жевать будешь, как Тигги! — веселился средний, шутник Пит.
А младший, прямолинейный Джон, заявлял в глаза:
— Надо быть полной дурой, чтобы дать себя сгноить в этом навозе!
— Давай к нам на службу! — бодро предлагал Макс. — Ты так здорово скакала по деревьям и заборам! Еще не разучилась? Пойдем полазим!
— Девушке моего возраста это неприлично, — сдержанно отзывалась Памела.
— Ну да, — вмешивался Пит. — Девушке твоего возраста прилично доить коров до посинения. Как до коровьего, так и до собственного.
— Ты по-прежнему остроумен, Пит, — холодно отвечала Пэм.
— А ты по-прежнему дура! — с братской откровенностью возвещал Джон.
— А ты все такой же грубиян! — взрывалась Памела и убегала на чердак, где и отсиживалась, как в детстве, среди паутины и старых ботинок в ожидании, когда братцы гуськом явятся с ритуальными извинениями.
Но ни встречи, ни уговоры, ни скандалы ничего не могли изменить. И каждый раз после родственного отъезда коровье молоко на некоторое время ухудшало свои качества. Чуть-чуть, незаметно для потребителей, оно горчило, словно приправленное женскими слезами.
В тот жаркий июльский день, когда мистер Кроу в самый разгар уборки сена скоропостижно скончался от удара, казалось, что участь усадьбы, молока и самой Памелы Кроу решена раз и навсегда: дело переходит в ее красивые сильные руки до конца дней. Но наследница рассудила иначе.
