Дэвид Лоуренс - Счастливые привидения
— Значит, — глухим голосом проговорила Генриетта, — ты не можешь выйти за него замуж.
— Не могу, если он и дальше будет вести себя, как влюбленный.
Последнее слово она произнесла с особой злостью.
— А ты можешь выйти за него, если он не будет так себя вести? — спросила Генриетта, ангел-хранитель своей сестры.
— Почему бы нет! — воскликнула Эстер. — Все было в порядке, пока он не влюбился в меня. А теперь я даже думать об этом не могу.
Воцарившуюся тишину нарушила Генриетта:
— Но, Эстер, мужчина должен быть влюблен в женщину, которую собирается взять в жены.
— Тогда пусть держит свою любовь при себе, вот и все.
На некоторое время разговор окончательно прервался. Джо, как всегда, отмалчивался и от злости выглядел еще более замкнутым и глупым, чем обычно.
— Но, Эстер! Если мужчина влюбился в тебя?
— Не надо мне этого! Знаешь, сестричка, вот когда испытаешь это на себе…
Генриетта беспомощно вздохнула.
— Ясно. Ты не можешь выйти за него замуж. Очень жаль!
Молчание.
— Нет ничего унизительнее, чем мужские объятия, — сказала Эстер. — Ненавижу.
— Наверно, потому что тебя обнимает не тот мужчина, — грустно произнесла Генриетта, бросив взгляд на отрешившегося от всего дурачка Джо.
— Вряд ли мне это понравится и с кем-нибудь другим. Генриетта, ты не представляешь, каково это, когда тебя гладят и обнимают? Ужасно! И смешно.
— Да! — грустно отозвалась Генриетта. — Как будто ты вкусный пирог с мясом и собака нежно облизывает тебя, прежде чем проглотить. Согласна, это довольно противно.
— Но ужаснее всего то, что так себя ведут самые лучшие из них. Нет ничего отвратительнее влюбленного мужчины, — заключила Эстер.
— Понятно. В этом, правда, есть что-то не то, — грустно произнесла Генриетта.
Отчаянно загудел клаксон. Генриетта поднялась с видом несчастной Порции. Она открыла дверь и вдруг зычно прокричала в темноту:
— Езжайте без меня. Я пойду пешком. Не ждите.
— Ты еще долго? — донесся голос.
— Не знаю. Если захочу прийти, приду.
— Мы приедем за тобой через час.
— Ладно! — крикнула Генриетта и хлопнула дверью, словно перед носом своих приятелей, ждущих ее в автомобиле. Потом она с удрученным видом села на стул и долго молчала. Она была готова постоять за Эстер. А дурак Джо молчал, как баран!
Слышно было, как заурчал мотор, и автомобиль покатил по дороге.
— Мужчины ужасны! — удрученно произнесла Генриетта.
— Да будет тебе известно, что ты ошибаешься, — с неожиданной злобой сказал Джо, обращаясь к Эстер. — Я совсем не влюблен в вас, мисс Умница.
И Эстер, и Генриетта уставились на него, как на воскресшего Лазаря.
— И никогда не был влюблен в тебя так, как ты говоришь, — добавил он, и его карие глаза загорелись странным огнем — робости, стыда и злости, а еще — неприкрытой страсти.
— Ну, и лжец же ты тогда. Мне больше нечего сказать! — холодно произнесла Эстер.
— Значит, — язвительно спросила Генриетта, — ты все время врал?
— Я думал, ей это надо, — ответил Джо с противной ухмылочкой, от которой сестры буквально остолбенели. Даже превратись он на их глазах в огромного удава, они не были бы так поражены. И еще эта его насмешливая ухмылочка. Ничего себе, добродушный старина Джо!
— Я думал, ты этого ждешь, — со смехом проговорил он.
Эстер пришла в ужас.
— Ах, до чего же мерзко! — крикнула Генриетта.
— Он врет! — сорвалась на крик Эстер. — Ему это нравилось.
— Ты правда так думаешь? — спросила сестру Генриетта.
— В общем-то, мне нравилось, — нахально заявил Джо. — Но мне бы не нравилось, если бы я знал, что ей не нравится.
Эстер всплеснула руками.
— Генриетта, — крикнула она, — может быть, нам убить его?
— Хорошо бы, — ответила Генриетта.
— А что делать, если знаешь, что девушка довольно строгих правил, и тебе это нравится — но до свадьбы еще целый месяц… и… и ты… и этот месяц надо как-то пережить — что бы Рудольф Валентино[48] сделал на моем месте? А ведь он тебе нравится…
— Бедняжка умер. Но, на самом деле, я ненавижу его.
— Что-то не похоже.
— Как бы там ни было, но ты не Рудольф Валентино, и я ненавижу тебя в его роли.
— Больше не придется, потому что я тоже тебя ненавижу.
— Ты меня очень обрадовал, дорогой.
После продолжительной паузы Генриетта решительно произнесла:
— Что ж, ничего не поделаешь! Эстер, ты едешь со мной к Бонами или я остаюсь тут?
— Все равно, сестричка, — с показной храбростью ответила Эстер.
— Мне тоже все равно, — сказал Джо. — Но ты поступила отвратительно, не предупредив меня с самого начала.
— Я же принимала тебя за влюбленного и не хотела обидеть.
— Похоже, ты, действительно, не хотела меня обидеть.
— Теперь, поскольку ты притворялся, это не имеет значения.
— Согласен, не имеет, — отозвался Джо.
Все молчали. Торопливо тикали часы, которым предстояло стать фамильными часами новой семьи.
— Что ж, — сказал Джо, — насколько я понимаю, ты меня бросаешь.
— А что мне остается делать! — вскричала Эстер, — после всех твоих фокусов!
Он посмотрел ей прямо в глаза. Они ведь хорошо знали друг друга.
Зачем он затеял дурацкую игру во влюбленность и предал их искреннюю близость? Теперь он понимал, что сглупил, и очень жалел об этом.
Она увидела настоящую, не показную любовь в его глазах, а еще увидела притаившееся в них желание, непривычное, тайное и очень важное. В первый раз она разглядела его, это тайное, терпеливое и очень важное желание в глазах молодого человека, который много претерпел в юности и теперь, когда молодость подходила к концу, жаждал наверстать упущенное. Ее сердце залило горячей волной нежности. Она отозвалась на его призыв.
— Ну, Эстер, что ты решила? — спросила Генриетта.
— Знаешь, я остаюсь с Джо.
— Отлично, — сказала Генриетта. — А я отправляюсь к Бонами.
Она бесшумно открыла дверь и ушла.
Не двигаясь с места, Джо и Эстер внимательно смотрели друг на друга.
— Эстер, я виноват, — сказал Джо.
— Знаешь, Джо, я не против того, что ты делал, если ты действительно меня любишь.
Счастливые привидения
С Карлоттой Фелл я познакомился еще до войны. Тогда она целиком посвящала себя искусству и звалась просто «Фелл». Это было в нашей знаменитой, но без полета и вдохновения школе искусств «Твейт», где я усердно убивал свой талант. В «Твейт» Карлотта всегда получала призы за натюрморты. Она принимала их спокойно, по примеру наших завоевателей, однако остальные студенты весьма злобствовали, называя это «льстить сильным мира сего», так как, будучи дочерью известного пэра, Карлотта принадлежала к аристократии.
