Ребекка Джинсен - Как подсказало сердце
— Об этом и речи нет, раз у него дочери, у тебя нет на него прав, — сказал Годдард.
Роуланд грубо прервал его:
— Я могу взять его и без прав. Вопрос не в этом.
Да, он действительно был человек войны. Тяжелый человек. Сильный, способный взять, что хочет. Этим мягким людям будет трудно научиться понимать такую силу.
— Роуланд не оратор, — сказала Бригитта, нарушая молчание. — Он не намерен взять Монтвиль силой, но действительно, если бы захотел, он бы его взял.
Роуланд нахмурился, взглянув на нее, полагая, что нет нужды толковать его слова.
— Ты не должен считать, что теряешь все, не будучи сыном того человека, — сказал Годдард. — Я ничего не знаю про Монтвиль, но у тебя есть большое поместье в Пуату. Эварард управлял твоими землями так же заботливо, как своими собственными. Он, как и твоя мать, верил, что ты обязательно найдешься.
— Молодец, брат, — улыбнулся Роуланд. — Значит, я богатый человек?
Эварард с удовольствием ответил:
— Ты даже богаче меня. Все эти годы твоя рента копилась, а я свою тратил. А жил я, признаюсь, на широкую ногу.
Роуланд засмеялся.
— Ну тогда ладно. За труды я должен, тебя вознаградить. Я отдаю тебе ренту, которую ты накопил.
— Я не могу взять, — запротестовал удивленный Эварард.
— Нет, можешь, — не отступал Роуланд. — Я ничего не хочу брать из того, что не заработал сам. И я буду благодарен, если ты и дальше присмотришь за моими землями, пока они не понадобятся.
— А ты их разве не возьмешь сейчас?
— Сейчас? — мрачно спросил Роуланд. — Я должен вернуться в Монтвиль.
— Я поеду с тобой в Нормандию, — предложил Эварард.
Но Роуланд покачал головой.
— Я должен предстать перед Лютером один. Он возненавидит тебя, брат, потому что, благодаря твоему лицу я узнал о своей семье и о его грехе. В Монтвиле твоя жизнь будет в опасности.
— А твоя?
— Мы с Лютером на равных. Я его не боюсь. Нам надо свести счеты.
— Роуланд, — нерешительно начал Эварард. — Может быть, тебе лучше не встречаться с ним снова? Сможешь ли ты оставаться в ладу с собой, если убьешь его?
— Я не смогу жить с собой в ладу, если не услышу от него, почему он это сделал, — Роуланд говорил спокойно, но взгляд был тяжелый.
Они проговорили всю ночь. Впервые за двадцать три года сидели за столом, как одна семья. Роуланд слушал рассказы родителей и брата, а Бригитта размышляла, не терзают ли его душу эти разговоры.
Роуланд был очарован своими родителями и не мог отвести от них глаз.
36
— Представляешь, Бригитта, если бы ты не убежала в Ангерс, я бы никогда не нашел свою семью? Многие годы Лютер не пускал меня туда, зная, что я могу обнаружить. И я не задумывался, что он имеет против этого города. А на сей раз он не смог меня удержать. Из-за тебя.
Они стояли на южном холме, глядя сверху на Монтвиль. Бригитта нервничала, предощущая назревающую стычку. Три дня они ехали рядом, и Роуланд все время молчал.
Он улыбнулся.
— Знаешь, всякий раз, когда ты убегаешь, потом случается что-то хорошее.
— А что хорошего было в первый раз?
— Разве ты не стала моей?
Она покраснела.
— Ты поговоришь с Лютером наедине? — спросила Бригитта со страхом.
— Это не имеет значения.
— Очень даже имеет, Роуланд. Пожалуйста, поговори с ним наедине. Никто не должен знать, что произошло. Я знаю, Роуланд, ты негодуешь. Но пусть гнев не ослепит тебя. Все эти годы Лютер называл тебя сыном. Ты крепко с ним связан. Многолетние связи стоят не меньше кровного родства. Помни об этом, когда останешься один на один с ним.
Роуланд ничего не сказал и стал медленно спускаться с холма, никак не рассеяв ее опасений.
Когда они вошли в зал, Лютер был там. Он наблюдал, как они подходили, и на его лице появилось беспокойство, точно он уже знал все.
— Итак, ты снова вернул ее? — весело спросил Лютер, поднимаясь со своего места возле огня.
— Я привез ее назад.
Лютер взглянул на Бригитту.
— Разве я не говорил тебе, что он смягчится?
— Да, говорили, милорд, — тихо согласилась девушка.
— Тебя не было неделю, — на этот раз он обратился к Роуланду. — Она доехала до Ангерса?
— Да.
Наступило полное молчание, потом Лютер вздохнул, будто сломался.
— Ты узнал?
Роуланд не ответил. Не было нужды.
— Я хочу поговорить с тобой наедине, Лютер, — сказал он. — Прокатимся верхом?
Лютер кивнул и вышел из зала за Роуландом.
Когда Бригитта смотрела им вслед, ее переполняла ужасная жалость к старику. Она видела, как опустились его плечи. Он сдался.
Роуланд поднялся на вершину холма, спешился как раз в том месте, где они стояли недавно с Бригиттой. Он помнил ее предупреждение. Но в нем кипел гнев, который просился наружу. Гнев маленького мальчика, жаждавшего любви. Гнев маленького мальчика, которого били, над которым насмехались и унижали.
Лютер тоже спешился, и, когда посмотрел в лицо сыну, Роуланд яростно потребовал:
— Черт бы тебя побрал, Лютер. Почему?
— Я скажу тебе, Роуланд, — тихо отозвался Лютер. — Я расскажу тебе о позоре человека, у которого нет сыновей.
— В этом нет позора! — вскричал Роуланд.
— Откуда ты знаешь? — с горячностью сказал Лютер. — Ты не в силах понять, как я хотел сына, пока не захочешь собственного. У меня дочери. Десятки дочерей по всей Нормандии. И ни одного сына. Ни единого. Я старый человек, мне почти шестьдесят. Я так отчаянно хотел сына, который унаследовал бы мои земли. Я чуть не убил Хедду, когда она родила вторую дочь. Вот почему она никогда не смогла зачать снова и почему она так ненавидит тебя.
— Но почему именно я, Лютер? Почему не крестьянский сын? Ребенок, который был бы благодарен за все, что ты ему дал?
— А ты не благодарен? Я сделал из тебя человека, на которого можно положиться, великого воина! И ты не благодарен за это?
— Ты привез меня сюда, чтобы я рос у этой карги, чтобы она мучила меня? Ты забрал у любящей матери… И отдал в руки Хедды.
— Я сделал из тебя сильного мужчину, Роуланд.
— Мой брат тоже сильный мужчина, но его вырастили в любви. А ты лишил меня этого, Лютер.
— Я любил тебя и люблю.
— Ты не знаешь, что такое любовь.
— Ты ошибаешься, — тихо ответил Лютер после ошеломленного молчания. В его глазах стояла боль. — Я просто не знаю, как ее показать. Но я, правда, люблю тебя, Роуланд. Я всегда любил тебя, как родного. Я сделал тебя своим сыном.
Роуланд не позволял жалости проникнуть в сердце и хрипло спросил:
— Но почему все-таки меня?
— У них было два сына. Сразу родилось два, когда у меня не было ни одного! Я был в Ангерсе с графом Ричардом, когда увидел барона и его жену с двойней. Меня поразила эта несправедливость. Я не собирался красть ребенка, все вышло неожиданно для меня самого и угрызения совести меня не мучили, Роуланд. У них близнецы, и если одного взять, останется еще один. У них будет сын и у меня — сын. Два дня я мчался верхом, я загнал лошадь и привез тебя прямо сюда. Ты был мой.
