Ребекка Джинсен - Как подсказало сердце
— Ты не можешь уйти, Роуланд!
В его глазах был гнев и отчаянная мука, когда он взглянул на нее. Потом он прижал ее к себе, и она почувствовала, что он весь дрожит.
— Я не могу себе позволить поверить им, Бригитта. Тогда я должен буду убить Лютера.
— Нет, Роуланд, нет! Тебе необходимо понять причину поступка Лютера. Он так отчаянно хотел сына, что решился украсть.
— Жизнь с ним была адом!
Эварард бежал за ними. Но остановился, увидев, как они прижались друг к другу и услышав, о чем они говорят.
— Ты должен вернуться к ним, Роуланд, — сказала Бригитта твердо. — Ты не можешь оттолкнуть их. А твой брат, Роуланд? Неужели ты не хочешь его узнать?
Она вытерла ему глаза краешком своей мантильи, удивившись, что он способен плакать.
— Ах, дорогая. — Роуланд нежно поцеловал ее. — Что бы я делал без тебя, кто бы взывал к моему разуму?
— Тебе придется бороться со мной? — наконец вмешался Эварард. — Я не отпущу тебя.
Роуланд повернулся к нему и внезапно улыбнулся, оглядывая не слишком мощную фигуру и придворный наряд.
— Тебе трудновато придется, братец. Насколько я вижу, ты не воин.
— А ты, как я вижу, воин, — с широкой улыбкой ответил Эварард.
Наступило молчание, Бригитта покачала головой. Роуланда надо было немного подтолкнуть.
— Иди, черт бы тебя побрал, — ткнула она его в спину. — Поприветствуй своего брата, как полагается. Он слишком испуган твоим грозным видом, чтобы самому обнять тебя.
Роуланд медленно ступил вперед, а потом крепко обнял Эварарда и притянул к себе, стиснув в медвежьих объятиях. Эварард засмеялся, Бригитта заплакала.
Когда трое молодых людей вернулись в комнату, Элеонора рыдала на плече у Годдарда.
Он ласково похлопал ее по плечу, давая знать, что Роуланд вернулся. Но, увидев его, она залилась еще громче и пошла навстречу сыну, чтобы обнять того, кого не могла обнять все эти долгие годы.
Элеонора взяла лицо Роуланда в ладони, на ее глазах блестели слезы, а его бросало то в жар, то в холод. Он едва дышал, не отрывая от нее глаз. Это была его мать. Его собственная мать. И откуда-то из глубины его существа вырвался стон. Он обнял ее и уткнулся лицом в ее шею, он бормотал что-то, предназначавшееся только ей, ей одной.
— Мой Рауль, — шептала она, прижимая сына к своей груди. — Я подумала, что второй раз потеряла тебя, когда ты ушел. Я бы этого не вынесла. Но ты вернулся, мой мальчик. Ты вернулся ко мне.
Роуланд заплакал. Его мать! Как она была ему нужна, когда он был ребенком! Как он тосковал по ней! А сейчас его переполняла любовь, которой ему всегда так отчаянно не хватало.
Годдард подошел и молча обнял сына. Роуланд немного отстранился, и мать, и брат были новыми для него людьми. Но отец у него уже был. Правда, Лютер не являлся отцом, и на самом деле не был таковым.
Наконец Роуланд ответил на объятия своего отца, а потом рассмеялся и схватил Бригитту за руку, подтянул к себе.
— Ты понимаешь, дорогая, ведь я теперь больше не внебрачный ребенок?
Она обратила к нему сияющее лицо.
— О, Рауль! — выдохнула Элеонора. — А ты думал, что ты внебрачный?
— Так говорил человек, который называл себя моим отцом.
— Так кто же забрал тебя у нас? — спросил Годдард Роуланда.
— Лютер из Монтвиля.
— Он дорого за это заплатит! — сердито сказал Эварард.
— Я сам разберусь с ним, брат, — холодно ответил Роуланд, а потом, повеселев, добавил:
— Но я не хочу о нем говорить. Вы французы?
Годдард кивнул, и Роуланд засмеялся.
— Значит, я тоже француз. Ха! — он подмигнул Бригитте. — Больше не сможешь называть меня норманном, когда захочешь оскорбить.
— Но Роуланд, — смутилась она.
— Тебя воспитывали в Нормандии? — удивился Годдард. — Стало быть, тебя увезли туда?
— Да.
— Неудивительно, что мы не смогли тебя найти. Мы обыскали Анжу, прилегающие области, но никогда не думали, что следовало вести поиски так далеко, в Нормандии.
— А что привело тебя в Ангерс? — спросил Эварард.
— Погоня за этой малышкой, — сказал Роуланд, кивнув на Бригитту. — Я должен поблагодарить тебя за то, что нашел ее. А ее — за то, что нашел тебя. Она увидела тебя, когда пришла к графу. И подумала, что ты — это я, и убежала из дворца. А если бы она не убежала, я бы ее не нашел.
Видя их недоумение, он добавил:
— Это очень длинная история, и лучше оставим ее на другой раз.
— Расскажите, что случилось, — повернулся Роуланд к родителям. — Как Лютер украл меня?
Элеонора ответила:
— Мы были здесь, в Ангерсе, на празднике. В тот год у графа был прекрасный урожай, и он устроил большой прием, пригласил всех важных лиц со всей своей земли. Мы взяли тебя и Эварарда, вынесли в большой зал, чтобы представить. Мы так гордились нашими близнецами! Вы были маленькие, запеленутые, такие миленькие. — Роуланд покраснел, а Эварард рассмеялся, — он привык к материнскому воркованию. — А потом няня отнесла вас обратно, вот в эту комнату. И больше мы тебя не видели, Рауль.
— Роуланд, моя дорогая, — поправил ее Годдард. — Всю жизнь его звали Роуланд. Так что нам придется отвыкнуть от имени, данного при рождении.
— Для меня он всегда будет Раулем, — упрямо покачала головой Элеонора.
— Мама сентиментальная женщина, — объяснил Годдард. — Мы были вне себя, когда вернулись и нашли няню, лежащую без сознания, а в кроватке лежал только Эварард. Тебя не было. У меня были враги. А у кого их нет? Я думал, что тебя украл кто-то из них, я боялся, что они тебя убили. Но твоя мать никогда не оставляла надежды. Все эти годы она сохраняла ее.
— А этот человек, Лютер, хорошо к тебе относился? — тихо спросила Элеонора.
— Хорошо? — нахмурился Роуланд.
Есть то, о чем он не должен рассказывать этим людям. Кто сумеет понять его тяготы его жизни? Как он это объяснит?
— Лютер — настоящий воин. Его очень уважают в Нормандии, состоятельные люди годами ждут возможности отправить к нему на обучение своих сыновей. Не посылают ни к кому другому, желая попасть именно к нему. Меня он начал тренировать сразу, как только я мог удержать в руках меч. Мною он занимался особо. Он был… Он усердный мастер. Он обучал меня не только искусству войны, но и стратегии, научил стремиться к совершенству. — И Роуланд улыбнулся, чтобы смягчить смысл сказанных слов. — С раннего детства меня готовили к тому, чтобы я стал владельцем Монтвиля и мог отстоять его при необходимости, поскольку у Лютера только две дочери. Монтвиль должен перейти ко мне. Теперь, когда я знаю, что я не кровный сын Лютера, Монтвиль не может стать моим.
— Об этом и речи нет, раз у него дочери, у тебя нет на него прав, — сказал Годдард.
