Дэвид Лоуренс - Счастливые привидения
— Привет! — певуче произнесла она, как это бывает, когда девушки встречают своих любимых.
— У тебя, я слышал, гость.
— Да. Проходи, проходи!
Она проговорила это тихо и нежно.
Том оказался симпатичным парнем, отлично сложенным, разве что немного пониже Мершама, который лениво встал и протянул руку, с загадочной улыбкой глядя в красивые большие голубые глаза соперника.
— Сирил.
— Мистер Викерс.
Том Викерс едва не сломал Мершаму руку, когда пожимал ее, и на его приветливый, веселый взгляд ответил абсолютно искренним проявлением чувств, после чего, сконфузившись, опустил голову.
— Садитесь сюда, — предложил Мершам, вяло махнув в сторону кресла.
— Нет, нет, спасибо, не надо. Я лучше тут, спасибо.
Том Викерс взял стул и поставил его перед камином. Он был смущен и очарован естественной открытостью Мершама и его обходительностью.
— Я не помешал? — спросил Том, усаживаясь.
— Нет, конечно же, нет! — воскликнула Мюриэл нежным любящим голосом, каким говорят женщины, готовые на любую жертву ради любви.
— Нам помешать невозможно! — лениво отозвался Мершам. — У нас с Мюриэл ни от кого нет секретов. Правда, Мил? Мы говорили о духовном родстве — вечная тема. Вы будете аудиторией. У нас полное совпадение взглядов, у нас с Мюриэл. Так всегда было. Это ее вина. С вами она так же плохо обращается?
Том Викерс был явно сбит с толку и растерян. Однако из слов Мершама ему стало более или менее ясно, что тот считает его теперешним возлюбленным Мюриэл, тогда как себя — отвергнутым поклонником. И, успокоившись, он улыбнулся.
— Как это — плохо?
— Со всем соглашается.
— Нет. Я бы этого не сказал, — улыбнулся Викерс, нежно поглядев на Мюриэл.
— Как нет? Мы же никогда не спорим, сам знаешь! — возразила Мюриэл снисходительно, но тем же глубоким грудным голосом.
— Ясно, — якобы равнодушно подытожил Мершам, тем временем напряженно обдумывая каждое слово. — Ты соглашаешься со всем, что говорит она. Господи, до чего же интересно!
Мюриэл выгнула брови, сверкнув в его сторону понимающим взглядом, и рассмеялась.
— Примерно так, — будто потакая Мершаму, подтвердил Викерс, как и пристало здоровому мужику в разговоре со слабаком, разлегшимся в кресле и умничающим на пустом месте. От внимания Мершама не ускользнули крепкие ноги, внушительные ляжки и толстые запястья соперника, которого он определил так: красивый чувственный жизнелюбец с неплохими мозгами, но по-детски наивный, умеющий сложить два и два, но никак не «икс-игрек» и «икс-игрек». Его наружность, его движения, его непринужденность были в высшей степени привлекательными. «Однако, — мысленно проговорил Мершам, — будь я даже слепым, несчастным или разуверившимся в жизни, все равно не позарился бы на него. Такого, как он, судя по высказыванию Джорджа Мура, через несколько лет жена начинает ненавидеть даже за походку. Представляю его отличным отцом с кучей детишек. Но если у него не ручная жена…»
Мюриэл заговорила с Викерсом.
— Ты на велосипеде? — спросила она неприятным, собственническим, интимным тоном, который делает присутствие третьего человека совершенно неуместным.
— Да… Я немного опаздывал, — ласково ответил Викерс. Смысл его слов был неважен, главное было в ласке.
— Очень грязно?
— Да, вроде бы — но не грязнее, чем вчера.
Мершам вытянулся во весь рост, почти совсем закрыв глаза, и его изящные белые руки свисали с подлокотников, словно белоснежные горностаи — с веток. Ему стало интересно, сколько еще Мюриэл выдержит это сюсюканье с возлюбленным. Вскоре она завела разговор, вовсе не касавшийся Мершама. Они с Викерсом принялись обсуждать его квартирную хозяйку.
— Тебе же она не нравится, правда? — выпытывала Мюриэл, многозначительно смеясь, поскольку тень неприязни к другим женщинам еще ярче высвечивала его любовь к ней.
— Ну, не могу сказать, чтобы она мне нравилась.
— И почему это всякий раз, не проходит полугода, как ты ссоришься со своими хозяйками? Наверно, с тобой трудно ужиться.
— Нет, ничего подобного. Просто они все одинаковые, сначала пироги да варенье, а потом черствый хлеб.
Он произнес это с важностью, словно изрек непреложную истину. Время от времени у Мершама подрагивали веки. В конце концов Мюриэл повернулась к нему.
— Мистеру Викерсу не нравятся съемные квартиры, — проговорила она.
Мершаму стало ясно, что в этом кроется причина, по которой Викерс хочет жениться на Мюриэл; но он знал, что если жених не ладит с домохозяйками, то с женой тоже вскоре перестанет ладить, поэтому многозначительно поглядел на Мюриэл и протянул:
— Неужели? А по мне так нет ничего лучше съемных квартир. Всегда можно повернуть по-своему и не надо никому ни в чем отчитываться. Живи и радуйся.
— Ну уж нет! — засмеялся Викерс.
— Почему же? — вяло переспросил Мершам, придавая своему вопросу очевидное ироническое звучание. — Верно, вы не слишком приятный жилец. А ведь вам только и надо, что посочувствовать хозяйке — особенно когда у нее не ладится с мужем — и она в лепешку ради вас разобьется.
— Ах! — прыснула Мюриэл, глядя на Мершама. — Том считает, что ни к чему сочувствовать женщине — тем более замужней женщине.
— Ни к чему! — категорически поддержал ее Том. — Это опасно.
— Пусть муж ее жалеет, правильно? — отозвался Мершам.
— Правильно! Не хочу, чтобы она выкладывала мне свои беды. Раз уступишь, и этому конца не будет.
— Мудро. Несчастная ваша хозяйка! Итак, свой бочонок с сочувствием вы откроете лишь для жены, и ни для кого больше?
— Ну да. Разве это неправильно?
— Почему же неправильно? Правильно. У вашей жены будет преимущество перед всеми остальными. Нечто вроде домашнего пива, которое пьют ad infinitum[1]? Все правильно!
— А как же иначе? — смеясь, переспросил Том.
— Ну, можно и иначе, — сказал Мершам. — Лично я теперь для женщин — как чашка чая.
Мюриэл громко расхохоталась над абсурдным цинизмом Мершама и сдвинула брови, словно бы требуя не играть бомбами, как мячами.
— Каждый раз свежая чашка чая. Женщинам никогда не надоедает чай. Мюриэл, вижу, ты отлично проводишь время. Словно дремлешь после ужина с милым супругом.
— Очаровательно! — с сарказмом отозвалась Мюриэл.
— Если ей повезет с мужем, о чем еще мечтать? — произнес Том, как бы подтрунивая, однако вполне серьезно и даже с обидой.
— О квартиранте — чтобы не потерять вкус к жизни.
— Почему, — вмешалась Мюриэл, — тебя так любят женщины?
