Дейзи Кларк - Полет души
Да, у него бывали интрижки с женщинами, которых порой заносило сюда откуда-нибудь из центральной части материка — «ощутить дыхание океана». Не обходили его вниманием и местные красавицы, хотя ни одной из них он не давал к тому особого повода. Но Джун — сразу видно — очень независимая, самонадеянная девица, явно не его круга и к тому же… помми, подумал Бретт с той легкой усмешкой, с которой австралийцы частенько говорят об англичанах. Он — и эта девушка! Смешно.
Где-то поблизости закричала чайка. Эти создания природы были его единственными друзьями. Бретт давно обнаружил, что ему, оказывается, несравненно легче уживаться с ними, чем с людьми. И куда легче понимать их, чем людей.
В перечень его привязанностей женщины не входили. Потому что Бретт твердо знал: ему никогда не найти той, которая согласилась бы разделить его предназначение — спасать дельфинов. Ни одна из них не пожертвует своей спокойной, тем более обеспеченной, жизнью ради этой миссии.
Бретт вырос в атмосфере, где не было места жалости и состраданию. Мать он не помнил: она умерла, когда ему не исполнилось и двух лет. Отец обожал гонки и пиво. На первом он просадил все их деньги, на втором — печень, а позднее и жизнь. Единственным увлечением Бретта с самого раннего возраста было море и все, что его населяет. Может быть, потому, что это как нельзя лучше соответствовало постоянному одиночеству его души. Так уж сложилась его жизнь, и менять теперь что-либо просто глупо.
После душа Бретт с удовольствием растянулся в шезлонге. Он здорово вымотался за сегодняшний день и с удовольствием предался приятному безделью. Но ровно через десять минут он снова был на ногах: им овладело непривычное беспокойство. Бретт отправился на пляж прикинуть, где он устроит выгородку для Найси, как обнесет ее сетью, и пусть дельфин плавает там. Плавает и готовится к самостоятельной жизни, к которой он, Бретт, укажет ему путь.
Когда стемнело, Бретт отправился в паб. Кружка хорошего пива, рассудил он, промоет не только горло, но и мозги, из которых никак не хотел уходить совершенно ненужный ему образ.
Джун, понаблюдав немного за Найси, вернулась в контору, где оставила свой багаж. Она переоделась в сухую одежду и, выглянула в окно в поисках Робина. Он поливал из шланга дорожки. Джун окликнула его и пригласила к себе.
— Значит, вы так и не прогнали этого плохого парня? — спросил он, остановившись в дверях.
— Нет. И не стану его прогонять.
Робин покивал.
— Ну да, ну да. Я видел, как вы смотрели на него. Какая жалость! Вы наша единственная надежда, и на тебе — влюбилась в плохого парня.
— О чем это вы говорите?! — возмутилась Джун.
Подумать только: она всего-то раз или два взглянула на злополучного защитника прав дельфинов, а Робин уже решил, что тот околдовал ее!
— Ваш отец ни за что бы так не поступил, — продолжал гнуть свое Робин.
— А как бы поступил мой отец? — с вызовом осведомилась Джун.
— Он вышвырнул бы пинком этого нахала, который хочет украсть нашу рыбу!
— Дельфин — не рыба, — машинально поправила Джун.
— Ну вот, теперь и вы говорите, как этот вор.
Джун глубоко вздохнула. Будь они сейчас в ее кабинете в Реддинге, она не потерпела бы подобного нарушения субординации.
— У этого нахала, кстати, его зовут Бретт Килмер, есть специальное разрешение от властей. Разве он вам не показывал бумагу?
— Подумаешь — разрешение! Наверное, отвел чинушам глаза хорошими деньжатами, вот и все.
Джун поняла, что дальше эту тему лучше не развивать, и попросила Робина показать ей бухгалтерские книги.
Ее интересовало, были ли у отца какие-нибудь способности к бизнесу. Мать Джун всегда считала его безответственным, ни к чему не пригодным человеком. Никудышником, как она говорила. Джун не потребовалось и двух часов, чтобы понять, почему у ее отца было всего два работника. Дела его обстояли хуже некуда.
Джун подперла рукой щеку и, лениво оглядывая помещение конторы, задумалась о дальнейших своих шагах. Ее внимание привлекла небольшая фотография на одной из полок. Джун подошла к полке и взяла в руки запыленную рамочку: ей улыбалось собственное младенческое личико. Оказывается, отец, этот «никудышник», этот «эгоист», не забыл ее! Острое лезвие боли пронзило ее до самого позвоночника.
— Миз Джун, — напомнил о себе снова возникший на пороге Робин, — я сейчас ухожу. Хотите, чтоб я показал вам, где жил Большой Босс?
— Да, пожалуйста, — встрепенулась Джун.
Робин повез ее вглубь побережья, по петляющей дороге, которая явно требовала ремонта и внимания дорожной полиции: ни разметки, ни указателей, ни фонарей.
— Богатые покупают самые красивые участки и живут здесь всего-то несколько недель в год, — сказал он, махнув рукой направо, в сторону океана. — А вот тут живут другие. — Он махнул рукой влево.
И действительно, строения, тянувшиеся по левую сторону дороги, по-видимому, принадлежали людям более умеренного достатка.
Джун снова перевела взгляд направо и мельком отметила широкий въезд в усадьбу с надписью крупными буквами: «Шеффилдс ранчо».
Вскоре Робин остановился у светло-желтого трехэтажного здания с длинными белыми балконами.
У отца была однокомнатная квартира, вся прокаленная солнцем, — не продохнуть. Джун немедленно включила кондиционер, вмонтированный над окном. Дышать стало легче, но не намного. Кондиционер был старый, как и все в этой квартире.
Она упаковывала скудные пожитки отца и почти сожалела о том, что решила остаться в этом неуютном, заброшенном пристанище одинокого человека.
Джун надеялась найти здесь хоть какие-нибудь следы, сложить — пусть выборочно, кусками — мозаику жизни отца, но ничего не складывалось. Вдоль одной стены тянулись полки, забитые какими-то насосами, непонятными ёмкостями, которые он, должно быть, собирался когда-нибудь использовать. Мебель, в самом необходимом количестве, была старая, хотя и выглядела опрятно.
Попалась Джун и стопка старых карт Восточного побережья с многочисленными пометками. Она водила пальцем по маленьким аккуратным надписям, сделанным отцом, и думала о том, как, должно быть, много говорили его сердцу эти карты. Наверное, он очень любил все, связанное с жизнью моря.
Было уже около девяти, когда Джун опустилась наконец на старую коричневую тахту. Ее нога уперлась в ящик кофейного столика. Из чистого любопытства она наклонилась и выдвинула его. Там лежала куча пожелтевших газетных вырезок. Джун мгновенно пробежала их глазами, и ее сердце сжалось от мучительной боли. Это была вся ее жизнь, втиснутая в коротенькие газетные строчки: окончание колледжа, замужество, открытие дистрибьютерской фирмы…
