Сандра Филд - Заслужить доверие
Дверь прошуршала по черному резиновому половику.
— Какой пончик ты хочешь взять, Кит? — спросила одна из девочек.
— Большой, шоколадный. Надеюсь, он поможет мне не заснуть на математике.
Остальные захихикали. Кто-то сказал:
— А мне один с бостонским кремом. Кит, ты готовилась к контрольной?
— Ага... Отец заставил.
— Моя мать меня тоже заставила, — подхватила другая девочка. — А я так хотела посмотреть видик! — Она передразнила голос матери: — «Не раньше выходных, Лизи». — Матери иногда бывают такими занудами.
— Заткнись, Лизи, — вспыхнула Кит.
— Ой, прости, — спохватилась та. — Не обижайся, Кит, я поделюсь с тобой своим пончиком.
— Ладно. Знаешь, я должна, написать контрольную на отлично, иначе распрощаюсь с баскетболом. Так папа сказал.
Звонкий голос Кит оказался гораздо выше, чем голос Марни. Девочки направились к выходу, и Марни чуть опустила газету, чтобы еще раз посмотреть на дочь. Та уже успела надкусить свой большой шоколадный пончик.
Марни сидела, не в силах пошевелиться, тупо уставившись в черно-белые газетные полосы.
Группа мальчишек с шумом вошла в кафе. Интересно, как Кит относится к мальчикам, обращает ли на них внимание? Или, может, пока ее больше увлекает баскетбол? — думала Марни.
Ты никогда не узнаешь ответов на свои вопросы, потому что Кит не твоя дочь, а дочь Кэла.
Марни медленно сложила газету, безнадежно пытаясь справиться с бурей, бушевавшей в ее исстрадавшейся душе. Что теперь? — думала она. Что же теперь делать?
Она поедет домой и будет плакать. Долго плакать. Ей необходимо выплакаться на много дней вперед. Боль пронизывала ее тело, боль почти физическая, как будто кто-то истязал ее во сне. Как много лет назад, в роддоме.
Она свернула на соседнюю улицу и окунулась в густую прохладную тень от дома, как вдруг сильная и цепкая рука схватила ее за запястье, грубо прервав печальные размышления.
— Вы пойдете со мной, — приказал Кэл Хантингдон. Голос у него дрожал. — И не смейте возражать.
Марни опасливо и обреченно подняла глаза: неужели она и вправду решила, что грим и газета в кафе ее спасут?
— Я не видела вашей машины, — пробормотала она.
— Я вашей тоже. Свою, я оставил на соседней улице. Идемте.
Он потянул ее за руку, словно отец восьмилетнюю дочь.
Рука у него была теплой, и Марни боялась признаться себе, что ей нравится его прикосновение. Ей нравился его рост, его коричневая рубашка, облегавшая тело, и то, как застегнут воротник...
— Вы не видели моей машины, потому что я одолжила машину подруги.
— Я ожидал чего-то в таком роде, поэтому и следил за вами.
— А вам не следует быть на работе? Тот роскошный дом, мимо которого я сегодня проезжала, наверняка требует регулярной оплаты.
— Он оплачен, Марни Карстайрс. Как и каждая ель, и сосна, как каждая травинка на моей земле. Меня удивляет лишь то, что вы так и не решились позвонить в дверь, чтобы полюбоваться нашей мебелью.
Марни промолчала. Они подошли к «чероки». Марни села и пристегнула ремень безопасности. Кэл включил зажигание.
— Куда мы едем? Домой, на чашку кофе?
— Не дразните гусей, — прорычал он, выруливая на дорогу.
— Решили сбросить меня с ближайшей скалы?
— Поверьте, я думал о таком варианте, — ответил он устало. — Для начала мы выедем из города, а там поговорим и проясним некоторые вещи. Пока же советую вам просто помолчать.
Марни отвернулась к окну. Кэл затормозил у того места для пикников, где она вчера обедала. Как ни странно, он выбрал тот же столик, что и она днем раньше.
Она вышла из машины. Океан блестел и переливался на апрельском солнце, и казалось, будто бьющиеся о каменистый берег волны — неведомые науке живые существа.
— Скал здесь нет, — заметила Марни. — Как же нам быть?
Кэл даже не взглянул в сторону океана. Немного ссутулив плечи и сунув руки в карманы джинсов, он не мигая смотрел на нее. Верхние пуговицы его коричневой рубашки были расстегнуты, бойкое замечание относительно скал он проигнорировал. Молчание становилось тягостным, и Марни вдруг поняла, что чувствует себя совсем не так уверенно, как ей хотелось бы.
Не говоря ни слова, Кэл протянул руку и снял с нее очки, аккуратно сложил их и положил на стол. Затем приподнял ей голову за подбородок и развязал придерживающий шляпу бант. Шляпу он положил рядом с очками. Длинные волосы Марни упали ей на плечи. Кэл буквально пожирал ее взглядом.
Марни невольно опустила глаза. Его лицо уже было так близко, что она видела крошечный шрамик над глазом и улавливала приятный ментоловый аромат лосьона после бритья.
Она понятия не имела, как себя вести, и старалась скрыть замешательство.
— То, что вы сейчас сделали, не имеет никакого отношения к Кит.
— Знаешь, твои волосы на солнце — как тонкие медные нити, — произнес он, словно не слыша ее.
Голос его звучал мрачно и угрюмо, как мелодия трубы, Марни покрылась густым румянцем. В голову полезли бессвязные и совершенно безумные мысли... Интересно, как он целуется?..
— Не волнуйся, я думаю о том же, — проговорил он.
О поцелуях? Нет, она явно выжила из ума. Марни отшатнулась.
— Отойдите от меня.
Он снова убрал руки в карманы и сухо произнес:
— В чем дело? В ваши планы поцелуи не входят?
Он сделал шаг назад, и, как ей показалось, крайне неохотно. Он что, ее за дурочку принимает?
— Откровенно говоря, ничего подобного я от вас не ожидала. — Марни старалась унять дрожь в голосе.
— О, я уверен, что буду милостиво прощен, — отозвался Кэл с мрачной иронией, — даже если скажу, что ваше удивление кажется мне весьма сомнительным. Думаю, мне пришлось бы потратить много сил на то, чтобы вас удивить. Когда я остановился на той улице, — рядом со школой Кит, я понял, что был последним дураком, поверив вам на слово. Доверять вам нельзя. Сегодня утром возникла ситуация, когда вы оказались в двадцати футах от моей дочери. Согласитесь, рисковали вы основательно.
С каждым его словом, в ней нарастало возмущение.
— Так значит, речь о доверии? Тогда почему же вы не сказали, что вы вдовец?
Он изменился в лице.
— Как вы узнали?!
— На автозаправке, вчера вечером. — Она вскинула голову. — Я не люблю, когда мне приказывают.
— Даже когда речь идет о благополучии вашей собственной дочери?
— Согласитесь, что судить о ее благополучии я имею столько же прав, сколько и вы.
— Неужели неясно? Я не признался вам в том, что овдовел, лишь для того, чтобы вы уехали. Чтобы навсегда исчезли из моей жизни. Моей и Кит.
Его глаза были полны отчаяния. Как же сильно он должен был любить свою жену, подумала Марни.
