Маргарет Уэй - Возвращение в Бэлль-Эмбер
Кэрин все более возбуждалась.
Его голос прозвучал невероятно властно:
— Перестань нести всю эту чепуху и возьми себя в руки, дитя мое. Ты слишком возбуждена. — В испытующем взгляде его черных глаз появилось что-то вроде искреннего участия. — Хоть один раз за свою молодую жизнь выслушай факты, а не предубежденное мнение. Это больно, я знаю, но тебе надо знать правду. Прошлое безвозвратно ушло. Ваша матушка умерла. Ева стала жертвой своего собственного нелегкого характера. Это была ожесточенная, несчастная женщина, наказавшая самое себя, а заодно и нас всех. Она бы никогда не позволила нам видеть тебя и Филиппа. Ты, должно быть, помнишь, как вся семья Эмберов любила вас обоих. Она вычеркнула вас из нашей жизни, что, однако, не мешало ей спокойно принимать деньги, которые я ей посылал.
Его слова подействовали на Кэрин, как искра на динамит. Они взорвались в ее ушах, как удар молнии. Кэрин подскочила к нему с лихорадочным румянцем на лице. Он стремительно поднялся навстречу ей, подхватил ее под локти так, что она через свитер почувствовала стальную силу его пальцев. Пульс ее учащенно бился.
— Вы лжете! — горячо выпалила Кэрин, и лицо ее вспыхнуло от оскорбленной гордости. — Я просто не верю вам. Мама никогда бы не взяла денег от вас! Ни деньги… ни что-нибудь другое. Я знаю. Нам приходилось бороться многие годы, говорю вам!
На его смуглом красивом лице слегка дрогнул мускул.
— Я никогда не лгу, малышка. Не было никакой борьбы, поверь мне.
Сердце Кэрин гулко забилось, готовое выскочить из груди. Гай был слишком высок, слишком силен и вполне мог низвести ее, глубоко укоренившиеся, представления до уровня чепухи.
— Вы наш враг, я знаю, — холодно заметила она, — но вам никогда не удастся запугать меня. Я не собираюсь быть пешкой в вашей борьбе за власть. Моя мать была ожесточенной, несчастной женщиной, я это знаю. Она была подавлена горем и отчаянием. Удалившись от общества, несла свое бремя, порвав с семьей, которой не могла больше верить. У меня та же гордость, то же чувство собственного достоинства, и я требую неукоснительного соблюдения моих прав.
Заинтригованный, Гай довольно долго изучал Кэрин, как будто она была чем-то необычным для него. Когда он заговорил, голос его звучал почти снисходительно:
— Вижу, ты веришь в то, что можно взять дьявола за рога, если нет другого выхода.
— Другого выхода нет, — стремительно выпалила Кэрин. — Вы, конечно, и сами видите это, вы же бизнесмен. Уменьшите ваши убытки! От меня вы ничего не добьетесь, хотя сделаете все, чтобы достичь своей цели. Продолжайте рассказывать свои байки, как и раньше, если вам это нравится!
В его глазах появилось странное выражение.
— Какое ты, однако, дерзкое дитя, Кэрин! Я чувствую, мне предстоит заняться твоим воспитанием!
Кэрин иронически улыбнулась:
— Я не собираюсь извиняться за то, что высказала свое мнение!
— Ты увидишь, что я тоже не привык извиняться! Помни же, маленькая смутьянка, Эмберы всегда отличались пылким нравом, так что наши стычки в будущем вряд ли будут односторонними.
Кэрин ответила на это заявление весьма необычно для молодой девушки. Она отошла от него и свернулась клубочком в кресле, приняв торжествующий вид.
— Вероятно. Но вам никогда не удастся повлиять на меня. Будучи мужчиной, да еще и Эмбером, вы этого, конечно, никогда не признаете, но все равно это так! Это неоспоримо, как закон природы!
Кэрин выглядела очень юной и грациозной на фоне кресла, обитого золотистым бархатом.
На смуглом лице Гая появилась искренняя, преобразившая его лицо улыбка.
— А что ты знаешь о «неоспоримых» законах природы, невинное дитя? А ты невинна, как бы причудливо ты не хмурила брови. По тебе с первого взгляда видно, что природа для тебя начинается и кончается в школе. Ты никогда не знала мужчину, как такового, только как символ. Ты сейчас считаешь меня олицетворением тирании, ненавистным Гаем Эмбером, этаким негодяем из мелодрамы. Ладно, моя упрямая юная родственница, заключим сделку. Я предоставлю тебе право распоряжаться своей судьбой в Бэлль-Эмбер, если ты, конечно, позволишь мне сделать все возможное для Филиппа. Если мне не изменяет память, он стопроцентный Эмбер!
— У него фамильные черты лица, если вы это имеете в виду, — сухо ответила Кэрин. — Но, слава Богу, на этом сходство кончается.
— Кэрин, Кэрин! — Он усмехнулся, медленно сжимая пальцы в кулак. — Как ты ни молода, ты просто убиваешь меня! Что за манеры! А теперь выслушай меня, темпераментная молодая леди. Как бы тебе ни промывали мозги, в усвоенном тобой не все правда. У тебя, конечно, есть кое-какие факты? В этом просто не может все быть правдой. Моя сестра Патриция, замечательная женщина. Ты должна ее помнить. В детстве ты очень любила ее. Ко мне ты даже и близко не подходила. Я прекрасно помню девочку с конским хвостиком и огромными золотистыми глазами цвета настоящего коньяка.
Он улыбнулся давно знакомой ей улыбкой, выгнув дугой красивые черные брови.
Кэрин холодно взглянула на него, подавив глубокий вздох.
— Не отворачивайся от меня, Кэрин, — мягко попросил он.
Краска отхлынула от ее лица. Гай был слишком силен для нее, его чары непреодолимы. Голос его отличался особым густым тембром, и ее музыкальному слуху доставляли удовольствие низкие бархатные тона. Он, несомненно, использовал преимущества своего голоса при заключении крупных сделок.
Он изучал профиль Кэрин, затем резко наклонился и схватил девушку за запястье. Перевернув ее руку ладонью вверх, Гай стал разглядывать ее изящные, безупречной формы пальцы.
— В твоих руках заложена какая-то странная жизненная сила, — прошептал он, — они как будто живут сами по себе. Ты часто прибегаешь к их помощи при разговоре? У Стивена тоже была эта привычка. — Вдруг его голос зазвучал по-прежнему властно: — Не трать свою жизнь на борьбу с призраками, Кэрин. Я хочу заботиться о вас: о тебе и Филиппе. Мне всегда этого хотелось, хотя, думаю, сейчас ты мне не веришь. Тебе привили ненависть ко мне еще в детстве.
Кэрин густо покраснела до самой шеи. Он уже почти перешел все границы дозволенного. От прикосновения его худых рук с тонкими пальцами будто бы исходила какая-то угроза. Кэрин почувствовала, что все ее существо охватывает непонятное ей возбуждение. Она отчетливо осознала, что Гай — самый чувственный мужчина, которого ей когда-либо доводилось встречать.
Возмущенная гордость заставила ее вскричать:
— Но я ненавижу вас, в этом нет сомнения, а вы увидели лишь верхушку айсберга. Я скрываю гораздо более сильное, глубокое негодование.
