Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину
Но даже это ни на минуту не останавливало кипучую деятельность чудовищной фабрики. Изувеченные или погибшие рабочие немедленно заменялись другими, и этих других всегда оказывалась такая масса и они так желали попасть на фабрику, что приходилось даже отказывать из-за отсутствия свободных мест. При этом странно было то, что рабочие не знали и даже не желали знать, зачем и для кого работают они с раннего утра и до поздней ночи. Они работали только потому, что за это каждую неделю по субботам платили из конторы фабрики положенные им деньги. Интересы их личной жизни находились за стенами фабрики, в местных кабаках, в чайных и в убогих и душных лачугах, где они жили, ссорились и мирились со своими женами и детьми.
Став в один день владелицей фабрики, Лили пожелала осмотреть ее и вникнуть в суть дела. Об этом она и заявила главному управляющему.
Тот поморщился, но не возразил ни слова. Следовало привыкать к прихотям новой хозяйки.
С утренним поездом Лили выехала из Москвы вместе с управляющим по железной дороге. На станции, недалеко от которой находилась фабрика, их ждала коляска, запряженная тройкой крепких сытых лошадей.
Приехавший директор фабрики подчеркнуто почтительно раскланялся с новой владелицей предприятия.
— Далеко ехать? — спросила Лили.
— Нет, всего около трех верст! — с готовностью успокоил ее управляющий. — Насчет вашего дома — я уже распорядился все приготовить. Будут ли еще сразу какие-нибудь сразу указания? — Пока нет, благодарю вас.
Дорога была укатана, и коляска быстро и плавно катилась по направлению к фабрике.
Работа была в полном разгаре. Несмолкаемый грохот вертящихся колес, жужжание приводных ремней, лязг и визг станков ошеломили и оглушили Лили. Рабочие, угрюмо и сосредоточенно занятые своим делом, тем не менее не могли не обратить внимания на нарядную статную даму, вокруг которой лебезило фабричное начальство.
Лили мало что понимала из увиденного, хотя находившиеся рядом с ней инженеры постоянно что-то рассказывали о новейших французских и немецких станках, американских покупателях продукции и тому подобное. Тем не менее Лили прошла все цеха своей фабрики.
Она упивалась картиной мощного производства, сотен сосредоточенных на своем деле рабочих, которые отныне будут работать только ради нее и ее детей. Это был восторг бедной девушки, волей судьбы попавшей на самый верх. И если в ворота фабрики Лили входила еще скромной содержанкой, то покидала фабрику госпожой миллионершей и хозяйкой большого и серьезного дела.
Молодая женщина даже не взглянула на усадьбу и дом в имении Рогожина, где собиралась прежде прожить весну и лето, ибо и так уже была слишком ошеломлена внезапно обрушившимся на нее богатством.
Вежливый и тактичный управляющий проводил Лили до железнодорожной станции, усадил в вагон и, пожелав счастливого пути, возвратился на фабрику.
Лили осталась одна в уютном купе первого класса. Поезд, погромыхивая на стыках, понесся вдаль к златоглавой Москве, и Лили невольно охватило раздумье. Она стала владелицей чудовищной и непонятной для нее фабрики и всего громадного состояния Рогожина. Все это случилось так неожиданно и странно, в силу прихоти загадочной и неуловимой судьбы.
Рогожин, пользовавшийся силой и властью, почетом и значением в Москве, теперь гниет в могиле, а она, дочь кокотки, бывшая у него на положении содержанки, бесправной наложницы, обладает теперь и миллионами, и полной свободой. Ее фотографии печатали самые крупные российские газеты, новой фабрикантше чуть ли не ежедневно поступали выгодные предложения о деловом сотрудничестве. А кроме того, многие самые блестящие мужчины из общества теперь мечтали жениться на красотке, получившей столь роскошное финансовое обрамление.
Естественно, что Лили все это очень волновало и радовало. К тому же, ей не о чем было особо беспокоиться.
Она будет жить и пользоваться всеми благами жизни, а дело будет идти, как шло уже десятки лет. Покойный Рогожин умел подбирать людей и расставлять их на ключевые позиции, так что Лили оставалось лишь не вмешиваться в работу давно отлаженного механизма.
Единственное, что смущало Лили, так это то, что сотни угрюмых и молчаливых рабочих с раннего утра и до поздней ночи почти безостановочно трудятся и будут трудиться для нее и способствовать ее дальнейшему обогащению.
Под впечатлением всех этих мыслей Лили вдруг вспомнила о брате покойного Рогожина, Иване Ильиче, которому, согласно духовному завещанию, ежемесячно выдавалось из конторы по триста рублей, и вся вспыхнула от стыда, точно по ее вине, а не по воле покойного, Иван Ильич лишен права наследовать миллионное состояние брата.
Волнуясь и мучась от душевной боли, Лили представляла себе, какой ненавистью и негодованием на нее переполнено сердце Ивана Ильича. Чтобы хоть чем-нибудь загладить свою воображаемую вину, Лили тотчас же по возвращении домой сделала распоряжение выдавать ежемесячно Ивану Ильичу вместо трехсот по две тысячи рублей. Но это распоряжение привело к совершенно неожиданным результатам.
LIX
Получив первого числа от посланного из конторы две тысячи рублей, Иван Ильич сразу не понял, в чем дело. На все его вопросы, что это значит, посланный человек отговорился незнанием и поспешил уйти. Тогда Иван Ильич справился по телефону в конторе. Там ему подтвердили, что, по распоряжению Лили, ежемесячные выдачи ему увеличены до названной суммы.
Иван Ильич возмутился, что «содержанка» покойного брата вздумала оказывать ему какие-то благодеяния и, наняв извозчика, немедленно поехал к ней, чтобы возвратить деньги и заявить, что никаких подачек от нее он принимать не желает. Возмущение Ивана Ильича подкреплялось тем, что он считал Лили истинной виновницей трагической гибели брата. Ведь если бы не она, здравомыслящий Павел Ильич никогда бы не позволил втянуть себя в авантюру с дуэлью.
По дороге Иван Ильич заехал в ресторан и выпил «для храбрости» полбутылки коньяку.
Когда пролетка извозчика остановилась перед подъездом громадного дома Рогожина, где теперь жила Лили, Ивана Ильича вдруг охватили сомнения.
«А не лучше ли пренебречь объяснениями с этой дамой? В конце концов, если она так хочет платить ему по две тысячи рублей, то и пусть тешит свое благородство!» — размышлял он. Но что-то более сильное и властное, чем эта мысль, заставило его все же выйти из пролетки и нажать у подъезда кнопку электрического звонка.
Франтоватый лакей отворил большую стеклянную дверь подъезда и с недоумением осмотрел с ног до головы смущенную фигуру Ивана Ильича.
