Штеффи Вольф - Коктейль для Барби
— Каро, ты здорово смотрелась по телевизору. Мы с Рут и Маузи как увидели тебя, так сразу расплакались. Но скажи, что у вас там с Мариусом? Он ходит как в воду опущенный. Говорит, что увидел тебя во время какой-то групповухи.
Я сейчас окончательно сойду с ума.
— Да что ты! Послушай, тут теперь другая серьезная проблема…
— Что такое?
Опуская подробности, я рассказываю ей всю эту историю. Ирис действительно может нам помочь.
— Я знаю Тамару, она содержит элитный бордель в Шенеберге. Я ей сейчас позвоню, она точно даст нам какой-нибудь совет.
Я благодарю ее и вешаю трубку.
— Мы что, правда поедем в бор… бордель, то есть я хочу сказать, в… — Фридерика спрашивает таким голосом, словно она двенадцатилетняя девочка и я веду ее прокалывать уши. Я киваю. — О господи, тогда мне сначала надо переодеться! — кричит она и вприпрыжку бежит наверх.
Я уже вообще ничего не понимаю, тут снова звонит телефон, и я спрашиваю:
— А с какого борделя можно начать? — При этом я слишком поздно замечаю, что на другом конце провода не Ирис, а Мариус.
Он решает добить меня до конца, говоря:
— Так ты теперь по борделям пошла. Одного мужчины тебе слишком мало.
Затем он кладет трубку. У меня просто нет времени расстраиваться по поводу нового недоразумения, потому что я снова отвечаю на звонок, на сей раз это действительно Ирис.
— Слушай, — говорит она, — я поговорила с Тамарой. Ее заведение называется «Чудо-холм» и находится на Мекленбургерштрассе. Там все уже проснулись. Можешь ехать прямо сейчас, Тамара тебе обязательно поможет.
Я в самых учтивых выражениях благодарю Ирис. Потом выходит Фридерика. С ума сойти! На ней обтягивающее ярко-красное платье, подчеркивающее фигуру, и глубокое декольте уже на грани приличия. На туфлях каблуки, по размеру напоминающие палочки, которыми едят китайцы, Фридерика сияет. Она, наверно, всю жизнь мечтала попасть в бордель, и вот наконец ей предоставилась такая возможность.
Но я ничего не говорю и просто сажусь с ней в «порше». Вести машину приходится мне, ведь у Анжелиной подруги такие высоченные каблучищи. Хорошо, что машина с полной системой навигации.
Уже по одному фасаду здания становится понятно, что за заведение этот «Чудо-холм». Затемненные окна и красные шторы вызывают у каждого вполне определенные ассоциации. Мы звоним в дверь и ждем, пока кто-нибудь посмотрит на нас в окошечко. Хорошо, что мы в Берлине, а не во Франкфурте. Так хотя бы никто из знакомых не увидит меня здесь, да с такой компанией.
Нам открывает дверь женщина лет сорока пяти. Грудь у нее раза в четыре больше, чем у Фридерики. Губы точно силиконовые и по размеру совсем не отстают от груди. Она ведет нас по коридору в бар. Украдкой я смотрю по сторонам. Красные стены, картины маслом в золотых рамах, темно-зеленые клубные кресла и неяркое освещение. С десяток женщин, слегка прикрытых одеждой, сидят за невысокими столиками и лениво играют в карты. На стойке лежит меню. Меня сейчас удар хватит. За кружку пива они хотят четырнадцать евро. А за бутылку шампанского двести двадцать евро!!! Тамара спрашивает нас, не хотим ли мы чего-нибудь выпить, и я быстро качаю головой. Моих денег не хватит даже на стакан воды. А Фридерика говорит, что она не отказалась бы от бокала шампанского. Похоже, ей здесь нравится.
— Чем могу помочь? Давай сразу перейдем на ста», — говорит Тамара.
Это она о чем? Уж не думает ли она, что мы собираемся здесь работать? Я чувствую себя как-то не в своей тарелке и поэтому сбивчиво объясняю ей, в чем дело.
— Гм, — размышляет Тамара, — что я могу тебе предложить, так это позвонить владельцам других борделей, а там посмотрим. Я сделаю это прямо сейчас, пока у нас тут относительно спокойно, час пик начинается где-то со второй половины дня!
Потом Тамара говорит, что я не могу здесь остаться. Мне придется либо подождать в ее кабинете, чего бы ей не хотелось, потому что там бардак, либо остаться здесь, надев что-нибудь из одежды «ее девочек», чтобы не так отличаться от остальных. Меня вполне устраивает второе предложение.
— Да, кстати, вы мои гости, так что угощаю, пейте что душе угодно.
Тут мне вдруг захотелось шампанского. Тамара, кажется, умеет читать мои мысли. Она приносит охлажденное шампанское, открывает бутылку и ставит перед нами два стакана.
— Ну, я пойду, позвоню, — говорит она.
— Тут просто чудесно! — восклицает Фридерика. — Такая прекрасная атмосфера.
Лично мне это не совсем понятно. Я залпом выпиваю шампанское, и тут мне приносят вещи. Через пять минут я уже сижу за стойкой в прозрачной шифоновой кофточке и длинной юбке. Бюстгальтер золотистого цвета — как раз мой размерчик. Что ни говори, а глаз у этих девушек наметанный. Выпью-ка я еще один бокал шампанского. Что в этом такого!
Когда звонят в дверь, мне становится страшно. Рослая блондинка на высоченных каблуках идет открывать и обменивается поцелуями с двумя вошедшими мужчинами.
— Инго, Райнер, ненадолго вас хватило, хи, хи, хи, вы же были здесь только на прошлой неделе. Марен и Бине тоже здесь. Выпьете чего-нибудь? Как дела дома? Как дети?
Инго и Райнер, похоже, постоянные клиенты.
Они знают всех девушек по именам. Потом гости садятся за стойку бара.
— О, да тут новые лица? — говорит то ли Инго, то ли Райнер. Я не могу произнести ни слова, хотя этого, в общем-то, и не требуется, так как Фридерика перехватывает инициативу.
— Да-а! — восклицает она и садится так, чтобы были лучше видны ее прелести. — Мы здесь первый раз, но за себя скажу, что хотела бы остаться здесь надолго.
О господи! Этого еще недоставало. Инго (или это Райнер?) подбирается ко мне все ближе и ближе.
— А у смуглянки с большими карими глазами тоже есть имя? — спрашивает он.
Я могла бы сделать три вещи. Первое — прикинуться беженкой из Ирана и сказать на ломаном немецком: «Нет у меня имени. Я заразная. У меня опасная сыпь. И я давно не мылась. И вшей еще не всех вычесала». Второе — ответить: «Да, у меня есть имя, но тебе я его точно не скажу. И делать это с тобой я тоже не буду. Потому что я люблю получать удовольствие от таких вещей, а с тобой, недотепой, мне точно будет не в кайф». Третье — сказать: «Конечно, дорогуша. Зови меня Синдереллой. А час со мной стоит две тысячи евро…» Нет бы мне прикусить язык, когда я замечаю, что произношу вслух третий вариант. Хорошо, что я сказала две тысячи евро. Потому что таких денег никто не выложит.
— Две тысячи? — переспрашивает Инго, и Райнер начинает с любопытством прислушиваться к нашему разговору. Даже Фридерика оставляет свою болтовню. — Две тысячи? Да ты не можешь брать так много, Синдерелла, ты же тут новенькая!
