Кэтрин Гаскин - Край бокала
— Не надо надеяться, Энни. В жизни не все случается, как нам того хотелось бы.
— Это верно, мисс Мора. Ну да теперь Господь упокоил ее душу. Я буду молиться за нее, и вы молитесь, мисс. Господь с вами.
С тем мы и расстались. Последние слова Энни, как некое напутствие, еще долго звучали в моих ушах, когда я, наконец, уехала из Мирмаунта.
О'Киффи сразу провел меня в кабинет к Прегеру, как будто заранее знал, что хозяин готов меня принять.
— Я пришла попрощаться, мистер Прегер, — начала я разговор. — Я возвращаюсь в Лондон.
— Вот как! Но это как-то слишком спешно! Не могли бы вы задержаться здесь немного?
— Я не могу оставаться в Мирмаунте.
— Мирмаунт — не единственное место, где можно жить. В замке Тирелей есть свободные комнаты. Поживите здесь немного, отдохните, пока я съезжу в Нью-Йорк.
— Я не могу остаться. — Его приглашение было для меня очень соблазнительным, так как я чувствовала себя очень усталой из-за суеты и напряжения последних дней. Но я боялась уступить искушению, привыкнуть к иждивенчеству и роскоши. — У меня так много дел в Лондоне.
— Может быть, вам хочется уехать, потому что вы разочарованы завещанием?
— О нет! Я не хотела ничего получить. И с какой стати? Всего неделю назад я ничего не знала о существовании Мирмаунта и его обитателей.
— Разве нужна целая неделя, чтобы вам чего-то захотелось? Простите, но это звучит наивно, Мора. Для этого бывает достаточно и одного мгновения.
— Может быть. Но мне-то здесь ничего не надо… А как вы узнали о завещании?
— Еще раз простите, но мне было необходимо узнать об этом еще до отъезда в Нью-Йорк, чтобы успеть начать дело. Я велел О'Киффи поговорить с Энни вчера вечером… Так что это мне известно. Я уже звонил своим адвокатам…
— Постойте! Зачем же вы вообще всем этим занимались?
— Вам же, конечно, следует оспаривать завещание. А промедление может оказаться роковым.
— Но мне ведь ничего не надо! Я не хочу этого.
— Дело не в ваших желаниях. Для меня несомненно, что после вашего приезда леди Мод хотела изменить завещание, но просто не успела это сделать.
— Это только догадки. Она оставила законное завещание в пользу Коннора…
— У него нет никаких прав! Разве она не сказала ясно, что могла только сама даровать ему права, но теперь лишает его их?
— Но она также отвергла и меня, мистер Прегер. Помните, она сказала, что я ей ничего не дала, а она мне ничего не должна?
— Значит, вы в равном положении. — Он глубоко вздохнул. — Леди Мод скончалась внезапно и, если бы она смогла тогда подняться наверх, очевидно, изменила бы завещание.
— Но Коннор в любом случае будет бороться за свои права.
— С чем он будет бороться? У него нет денег, на имущество можно наложить арест, так что он и не сможет их добыть.
— Но ведь и у меня нет денег.
— Пустое. Я могу нанять лучших адвокатов в Ирландии, и пусть они сами думают, как вести это дело.
— Допустим, они добьются успеха. Но как быть с работой Коннора, с его надеждами? Такое решение суда нанесет удар в самое сердце стекольного дела Шериданов, а завод и так в тяжелом положении. Он не сможет существовать.
— Это Коннор не сможет существовать! — Голос Прегера загремел. — Он станет банкротом, и мы заставим его продать завод! Мы устраним его! — Теперь Прегер не скрывал своей ненависти к Коннору. Теперь от трезвой объективности, с которой он говорил об этом человеке прежде, и следа не осталось. Видимо, после того, как я узнала все, что здесь произошло между ними, он не считал уже нужным скрывать свои чувства.
— Но я хочу быть понятой. Мне не нужно этого наследства, — повторила я.
Он покачал головой:
— Вы так говорите потому, что вы еще молоды. Молодые считают, что нет ничего важнее свободы. Но позвольте вам заметить: свобода — это иллюзия. Существует лишь свобода выбирать себе тюрьму.
— Но ведь должна существовать и свобода понять такую необходимость?
— О, вы, кажется, становитесь мудрее рядом со мной, стариком? Но позвольте вам напомнить: упустив эту возможность теперь, вы ее уже не воротите. Что пользы через десять лет убедиться, что было бы не так уж плохо владеть стеклодельным заводом Шериданов, быть Шериданом и быть Тирелем.
— Но не думаете же вы, что я буду управлять этим заводом и жить в Мирмаунте?
— Вам не обязательно самой управлять заводом. За хорошие деньги можно купить хороших управляющих.
— Но откуда я возьму деньги?
— Существуют ссуды и кредиты под должные гарантии. Я сам могу заняться этим.
— Но разве Коннор и Лотти имели такую возможность? Когда Лотти не стало, прекратилась и помощь заводу.
— У меня не было никаких причин помогать Коннору, когда не стало Лотти, — ответил он глухо. — Лотти занималась заводом по собственной инициативе, и это прекратилось с ее уходом из жизни.
— Но разве со мной будет иначе?
— Да, иначе…
Конечно, он хотел вернуть Лотти. Он желал этого с того момента, как увидел блондинку, задремавшую на берегу реки… Но та идеализированная Лотти, которую он увидел во мне, не имела ко мне отношения.
— Благодарю вас, мистер Прегер, — сказала я, вставая. — Спасибо вам большое за то, что вы сейчас предложили мне помощь. Но я не собираюсь бороться с Коннором. Я не думаю, что мое место здесь — на стекольном заводе, в Мирмаунте или в замке. И, пользуясь вашим выражением, если я сейчас ошибусь в своем решении, потом будет уже поздно это исправлять.
Он подал мне руку, вялую и бессильную, как будто ему было трудно даже протянуть ее мне. Я сказала:
— Я оставила свой лондонский адрес фрейлейн Шмидт. Конечно, вы часто бываете в Лондоне… Если у вас найдется там свободное время, я рада буду принять вас у себя.
Он кивнул, но ничего не сказал — видимо, был не в силах ответить.
Наш прощальный разговор с Коннором Шериданом состоялся в музее стеклоделия, у витрины, где стояли две каллоденские чаши. Он закурил и предложил сигарету мне.
— Обратите внимание, здесь строго запрещено курить, — заметил он улыбаясь.
— Какой прок быть боссом, если нельзя нарушать правила? — ответила я в тон.
— А вы не возражаете против того, чтобы я был здесь боссом? — спросил он вдруг.
Я пожала плечами.
— Вы можете, разумеется, быть кем угодна. Неделю назад мы вовсе не знали друг друга — что могло измениться за этот срок? — Я поймала себя на том, что пытаюсь ему что-то доказать.
— Вы сейчас говорите ерунду, и знаете это сами, — ответил Коннор. — За эту неделю изменилось все, и вы тому причиной.
— Но я ничего не предпринимала, только находилась здесь.
