Тесс Стимсон - Цепь измен
— Кейт, будь благоразумна. Нельзя отрываться от школы посреди семестра. У тебя скоро экзамены, и, как ты сама заметила, тебе нужно начать готовить документы для подачи в университет.
— А смысл? — ворчу я. — Ты ведь все равно не дашь мне поступать туда, куда я хочу.
— В Англии куча превосходных университетов. А ты — сначала Нью-Йорк, теперь Париж. Я в самом деле не понимаю твоей внезапной навязчивой идеи уехать из страны. — Он сверяется в своем «Блэкберри». — Разве что у тебя какие-то проблемы, Кейт?
Я хочу все рассказать ему. Правда. Но не знаю, с чего начать.
— Можешь довериться мне, милая, — говорит папа, краем глаза просматривая список электронных сообщений на экране. — Я всегда готов тебя выслушать.
— Кажется, ты в пятницу летишь в Нью-Йорк?
— Ну да. Но сейчас-то я тут. Ну же, малыш. — Он, наконец, откладывает «Блэкберри» и разводит руками. — Так что тебя тревожит?
Чуть поколебавшись, я забираюсь к нему на колени. Здесь я в безопасности, и вдруг все остальное перестает иметь значение. Как будто мне снова четыре года и папочка может все исправить. Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было всегда! Почему это невозможно?
— Эй, Кит-Кат! Ты что, ревешь? — Он прячет мою голову у себя под подбородком и гладит меня по спине. — Милая, ну же, расскажи, в чем дело. Что случилось?
Я больше не могу здесь оставаться. Рядом с ней.
— Возьми меня с собой в Нью-Йорк, папочка, — шмыгая носом, прошу я. — Ну пожалуйста!
— Ты же знаешь, не могу, — с некоторым раздражением отвечает он. — Так что стряслось, Кейт?
Если я расскажу ему, он уйдет от мамы. Он уйдет, а мне придется остаться. И все же я должна рассказать ему, или я разорвусь. У меня от всех этих тайн крышу сносит.
Не могу. Хочу, но не могу!
— Ну же, милая. Скажи своему папочке.
Может, просто взять и выложить все? Это было бы таким облегчением. Папа наверняка придумает, что делать. Он во всем разберется.
— Кейт! Ты начинаешь меня беспокоить. Уверен, ничего такого, в чем мы не могли бы… Черт возьми! О, малыш, мне придется взять трубку. Прости, это в самом деле очень важно.
— Все в порядке. — Я слезаю с его коленей. — Не обращай внимания. На самом деле ничего особенного.
Флер раскрывает объятия, обволакивает меня восхитительным ароматом жасмина и яблок.
— Cherie! Как же я счастлива снова тебя видеть! Я смотрю, ты похудела? В груди немножко, merde, зато и лицо — это хорошо! Прямо шик! Пойдем поймаем такси. А где твой багаж?
— Это все.
— Всего одна сумка? Мы должны отправиться по магазинам. Immediatement![24] — Она хватает меня под руку. — Ну, может быть, не сразу. Как только ты передохнешь. Сигарету?
Я отрицательно качаю головой. Флер закуривает, не обращая внимания на таблички «Курение воспрещено», натыканные повсюду на вокзале. Она выглядит такой чудесно французской!
Стараюсь не отстать от Флер, умело лавирующей в густой вокзальной толпе, и не перестаю изумляться, как она может так бегать на восьмисантиметровых каблуках. Внезапно чувствую себя какой-то приземленной в свободных штанах и серебристых кроссовках. Флер такая эффектная. Никак не въеду, как ей удается придать длинным черным волосам такой блеск. Если бы я надела такую рубашку и юбку-карандаш, то бы выглядела полным посмешищем, а она просто восхитительна — на вид гораздо старше семнадцати! А знаменитое пристрастие французов к шарфам? Она пропустила сразу два через петли на поясе, придав классическому прикиду немного броской дерзости. Надень я такое на себя — стала бы похожа на бомжа из подворотни.
— У тебя такие классные штаны, — вздыхает Флер, когда мы встаем в очередь к такси. — Так клево выглядишь.
— Я бы с тобой махнулась, — скорчив рожицу, отвечаю я. Она хихикает.
— А почему бы и нет? Ты научишь меня лондонскому стилю, а я тебя — французскому шику. По рукам?
Я сто лет не была в Париже! В последний раз приезжала лет пять назад — папа в качестве особого подарка вывез нас всех в Диснейленд. Высовываю голову из окошка машины, не заботясь о том, что, наверное, похожа на какую-нибудь зевающую деревенщину. Я и забыла, насколько все иначе за границей. Для начала, все вывески здесь на французском. Pharmacie. Boulangerie. Tabac. Это так стильно. Все здания высокие и элегантные, со ставнями и прочим. И даже запах не такой, как в Лондоне. И вокруг все такое удивительное, как будто с обложки журнала — даже мужчины с кожаными портфелями и в лиловых, а не скучно-белых рубашках. Туристов видно сразу: толстые, в футболках и кроссовках.
Выходим из такси в шикарном квартале. Флер тащит меня по белым каменным ступенькам, звонит в блестящую черную дверь — и вот нам открывает настоящая горничная в стильной, как полагается, черно-белой форме.
— Папа! — вопит Флер, швыряя сумку и ключи на столик в прихожей. Они скользят и падают на мраморный пол, но Флер этого даже не замечает. — Gate est arrivee![25]
Подобрав вещи Флер, горничная протягивает руку, собираясь взять мой громадный рюкзак. Я чувствую себя несколько неловко, пока не бросаю взгляд на ее лицо — то же стервозное выражение, что и у продавщиц в элитных бутиках. Костлявая овца!
Вслед за Флер прохожу в громадную гостиную с высоким потолком, заставленную музейной мебелью с витыми золотыми ножками и малюсенькими спинками. Боюсь присесть на что-нибудь: вдруг сломаю стул, а окажется, что он принадлежал еще какой-нибудь Марии Антуанетте и стоит, типа, миллион фунтов? Стены того самого знаменитого густо-бордового цвета, хотя их нелегко разглядеть между золочеными зеркалами и картинами. Я как будто попала на съемочную площадку.
Заходит ее папа, и у меня в желудке все переворачивается. У Флер такой эффектный отец — убийственная красота в сочетании с изумительно сексуальной французской помятостью, трехдневной щетиной и растрепанными темными волосами. Ему как минимум сорок, но я уже несколько лет влюблена в него по уши.
— Добро пожаловать, Кейт! — Он целует меня в обе щеки. — Путешествие прошло нормально?
Киваю, заливаясь краской до ушей. Вот задница! Ужасно нестильно!
— Как родители? Не хочешь позвонить им и сообщить, что добралась благополучно?
— В пятницу папа улетел в Нью-Йорк, месье Лавуа, — поспешно сообщаю я, надеясь, что он не спросит про маму. — В общем, он знает, где я.
Это почти правда. Не то чтобы я взяла и убежала по-настоящему. Папа сразу сообразит, где я, как только мама хватится меня и скажет ему. Он, конечно, рассвирепеет, но все равно не прервет свою драгоценную поездку в Нью-Йорк. А маме только на руку мое отсутствие. Им с Дэном будет где развлекаться.
