Галина Гилевская - Обжигающая страсть
Кравцов перебрал досье, введя в компьютер новейшие данные и таблицы, найденные в западной периодической печати, которую выписывала их газета для своей библиотеки.
К полудню Макар почувствовал, что изрядно устал, и спустился в бар, выпить чашечку кофе.
Там он еще раз перебрал в уме проделанную работу и ту, что еще предстояло закончить до отпуска, и понял, что как только наберут его расследование, можно будет вычитать его и отправляться домой: что мог, он сегодня сотворил, а браться за новый материал, не отдохнув хоть бы чуть-чуть от предыдущего, было неразумно.
Обрадованный возможностью провести полдня с Лолитой и хоть чем-нибудь помочь ей в обустройстве квартиры, Макар позвонил в ее офис, чтобы убедиться лишний раз, что «на работу госпожа Паркс сегодня не приходила».
Потом он позвонил ей домой, и мама Лолиты, оказавшаяся дома по причине легкого недомогания, сказала, что Лолита уехала с утра в салон мебели «Фортуна», который в Гранатном переулке, покупать кровать или спальню — она сама толком не поняла.
Макар решил не звонить на их новую квартиру, а отправиться туда, как только вычитает свой материал после компьютерного набора. По дороге он решил купить шампанское — сюрприз так сюрприз: он нагрянет к ней с бутылкой какого-нибудь «Кодорниу» или «Делапьера», и они вместе отпразднуют покупку спальни!
Когда материал был вычитан и Макар вышел из здания редакции, часы показывали половину второго.
Свернув с Гоголевского бульвара на Сивцев Вражек, Кравцов-младший ускорил шаги, приближаясь к их новому дому.
Через минут десять он уже входил в подъезд…
Степан Николаевич и Лолита не могли расстаться ни на секунду. Они не могли насмотреться друг на друга, насытиться друг другом. Ни на миг не могли они разжать своих объятий, вновь и вновь целуясь, вновь и вновь загораясь страстью и желанием.
Они любили, и они были счастливы в своей любви…
В считанные секунды преодолел Макар лестницу, взбежав на третий этаж, и остановился у дверей своей квартиры, переводя дух.
Вдруг он заметил, что дверь квартиры прикрыта не плотно, и его рука, потянувшаяся к звонку, замерла.
«Ну, девчонка, я тебя сейчас испугаю! — с улыбкой подумал парень. — Будешь у меня знать, как не закрывать двери в центре Москвы, пока мужа нет дома!»
Он тихонько толкнул дверь, стараясь не шуметь, и та послушно, без скрипа отворилась, пропуская его внутрь.
Паркет, только что уложенный, отциклеванный и лакированный, даже не пытался скрипеть, не успев ссохнуться и «подустать» от службы.
Кроссовки «Рибок» с системой «Памп» делали шаги Макара в прихожей практически неслышными, и парень шел по квартире тихо, как бесплотный дух.
Неожиданно ему послышались странные звуки.
Как будто кто-то тихо постанывал…
Или покрикивал…
Стоны и вздохи становились все слышнее, по мере его приближения к спальне.
Ритм и страсть их были таковы…
что Макар…
уже не сомневался…
или почти не сомневался…
что это были звуки…
любви…
Он быстро сделал несколько шагов вперед и ступил на порог спальни.
В глазах его потемнело и зарябило — посреди белоснежной комнаты, в огромной белоснежной кровати спиной к нему сидела Лолита. Его Лолита. Ее оголенная белоснежная спина ритмично поднималась и опускалась, изгибаясь в порыве страсти, а соломенные волосы разметались по плечам.
Взгляд Макара четко, как фотоаппарат, фиксировал все происходящее, останавливаясь на каждой мелочи:
«Кровать, тумбочки новые. Шкаф. Спальня хороша…
Лолита такая худенькая…
Такая стройная…
Такое удивительное белое тело…
Его руки темные, узловатые…
Как ей хорошо…
Но ведь это…».
Он подумал, что сходит с ума, — глаза Макара и Его встретились, и Он, вдруг остановившись, прошептал:
«Макар…»
Это был его отец.
— Макар…
Парень попятился назад, как бы боясь приближения любого из этих двоих.
Лолита оглянулась, увидела Кравцова-младшего и вскрикнула, тут же соскочив со Степана Николаевича.
— Макар! — звал тот, медленно вставая.
Макар пятился и пятился, не в силах отвести глаз от этих голых, смешных в своем испуге и растерянности, людей.
— Макар!!!
Парень даже не понял, что произошло, — он вдруг зацепился ногой за скатанное в трубочку покрытие для пола, лежавшее посреди прихожей, неловко взмахнул руками и, теряя равновесие, упал на спину, коротко охнув.
Раздался стук, такой неприятный и такой характерный мягко-твердый стук, который может быть только при ударе человеческого тела о что-нибудь твердое.
Бутылка шампанского вылетела из его рук и со звоном разбила зеркало в новенькой прихожей; вино растеклось сладкой кляксой по плитке под кирпич, которой была отделана прихожая.
Лита и Степан Николаевич выскочили из спальни и замерли, увидев Макара.
Он лежал навзничь, неловко раскинув руки. Голова его, странно повернутая, была возле самой ножки столика, на котором стоял телефон.
Глаза Макара были закрыты; струйка темнокрасной крови медленно показалась откуда-то из-под его затылка, расплываясь по паркету.
Лолита закричала, схватившись за волосы руками.
Крик ее был страшен…
То, что произошло в последующие несколько часов, никто из них после толком вспомнить не мог…
Лолита, упав на колени у ног лежавшего Макара, рвала на себе волосы, впервые за последние годы заговорив, запричитав по-латышски.
Кравцов подошел к сыну и, опустившись к нему, проверил зрачки, пульс, бегло осмотрел рану.
— Он жив, — сказал Степан Николаевич, вставая. — Вызови скорее скорую.
Голос Кравцова был совершенно спокоен, как будто это не его сын с разбитой головой лежал у ног, и не он, его отец, только что занимался любовью со своей невесткой на глазах у Макара.
Он повернулся и направился назад в спальню, на ходу поднимая свои вещи и одеваясь.
Лолита не двигалась, застыв над Макаром в каком-то странном оцепенении.
Когда через несколько минут, поправляя галстук, Степан Николаевич вышел из спальни и надел пиджак, девушка находилась все в той же позе.
— Ральф, вставай! Ральф, я же знаю, что ты пошутил! — шептала она. — Вставай, братик!
Она, не отрываясь, смотрела на кровь и видела ванну, полную красноватой воды.
Девушка плакала без слез, завывая и вздрагивая всем телом.
Кравцов резким движением поднял ее на ноги, повернул к себе, пытаясь глянуть ей в глаза. Но голова ее болталась, как у неживой, и Степан Николаевич никак не мог поймать ее взгляда.
