Элайн Кофман - Лишь небеса знают
— Наш разговор еще не окончен, Элизабет, и я продолжу его в их присутствии, раз вы так хотите.
— Мы можем пойти в комнату, — ответила она, услыхав, что дверь открывается.
Тэвис вошел вслед за ней в самую большую комнату в доме и остановился как вкопанный. Здесь было то, что он искал на Центр-стрит, то, что он ожидал увидеть, отпирая дверь, то, чего он лишил себя сам. Он закрыл глаза и сильно сжал кулаки.
Немного придя в себя, он осмотрелся вокруг. Все, что находилось здесь, несло на себе следы любви и уюта.
На столе — инструменты для резки по дереву и кости и ящичек с деревянными зверушками. На полу — маленькая детская мебель и повсюду игрушки и книжки. Именно тут сосредоточилась жизнь всего дома, хотя они стояли тут сейчас вдвоем с Элизабет. И снова, с еще большей силой ощутил он свою потерю. Нет, он не хотел возвращаться в свой темный, холодный дом, напоминающий сундук, набитый воспоминаниями. Его место здесь, рядом с ними.
— Мама, мама, больно, Вилли больно.
Голос сына заставил Тэвиса вздрогнуть.
Мальчик вбежал в комнату, показывая Элизабет палец.
— Что случилось, — спросила она, мгновенно беря его на руки.
— Ракушка, — хныкал Вилли, — больно.
Тэвис наблюдал, как Элизабет подошла к окну, где стояла аптечка.
— Давай полечим твой пальчик, — спокойно сказала она.
Невероятное усилие потребовалось ему, чтобы не подойти и не взять у нее ребенка. Она поцеловала пораненный пальчик, ему вдруг вспомнились слова, сказанные давным-давно его матерью: «Господь не может быть повсюду, Тэвис. Потому он и создал матерей».
— Ну, а теперь обними меня, Вилли, — сказала Элизабет. — По-моему, пальчик уже не болит.
Вилли обнял ее за шею и трижды чмокнул в щеку.
— Лучше, — согласился он и посмотрел на Элизабет взглядом, в котором можно было без труда прочитать: «Это моя мама, и она умеет все».
— А теперь беги доедай суп, пока он не остыл. — Элизабет отряхнула штанишки малыша.
— Я хочу, чтобы вы вернулись домой, — произнес он, охваченный одним желанием, желанием чувствовать, что она рядом, зацепиться за нее, как за якорь, и больше не чувствовать себя случайным путником в собственном доме.
— Я дома, — ответила Элизабет резко.
— Вы понимаете, о чем я говорю.
— Нет, Тэвис, не понимаю. — Она смело взглянула на него. — Мой дом там, где мне спокойно и удобно. И я не собираюсь ничего менять.
— Вы моя жена…
— Для меня это не новость. Странно, что вам понадобилось целых три года, чтобы осознать это.
— Элизабет…
— Я сейчас вернусь, — произнесла она, с беспокойством прислушиваясь к тому, что происходит на кухне.
— Вам некогда. Я, пожалуй, пойду.
— Да, Вилли пока еще не может долго без меня обходиться.
— Я понимаю. — Тэвис кивнул, подумав о том, как часто сам испытывает потребность в ней.
Элизабет проводила его до двери:
— Я рада, что теперь вы все знаете. Мне стало спокойнее. Если бы вы знали, сколько ночей провела я без сна, — она печально усмехнулась, — пытаясь представить себе то, как мы встретимся, что скажем друг другу, как я скажу вам про Вилли… что ответите вы… если, конечно, вернетесь.
— Я тоже часто представлял себе нашу встречу, хотя и не догадывался, разумеется, что у меня есть сын… Мне казалось, что в моем доме многое изменилось, что присутствие женщины наложило на него свой отпечаток, только женщина умеет превратить жилище в дом. И я много раз повторял слова, которые мне хотелось, чтобы вы услышали, — он замолчал, а потом, посмотрев на нее в упор, добавил: — Выходит, воображение подвело нас обоих.
— Боюсь, что так и есть. Того, что случилось, не исправишь, Тэвис. Что было то было. Но то, что будет, зависит от нас.
— И что же, по-вашему…
— О, только не обольщайтесь, я же сказала, прошлого не вернешь.
— Это что, способ вежливо объяснить мне, что вы не желаете больше быть моей женой?
— Нет, но я не перееду в ваш дом только потому, что я ваша жена.
— Понимаю, — ответил он и, открыв дверь, вышел.
— Не думаю, — задумчиво произнесла Элизабет, глядя, как он уходит. — Вы никогда ничего не понимали.
21
В тот день Элизабет не собиралась идти в город, так как срочных дел у нее не было. Но неделя выдалась трудной, и, заметив, что дедушка и Вилли стараются держаться от нее в стороне, она поняла, что излишне раздражена, и решила, что, сходив в город, немного развеется.
Поручив Вилли заботам деда, она составила список того, что надо купить, взяла корзину и отправилась в путь. Элизабет с удовольствием прошлась по вересковой пустоши, наслаждаясь простором и тишиной. Однако на городской улице ее ожидал сюрприз. Едва ступив на булыжную мостовую, она увидела Тэвиса, скачущего верхом на чудной черной лошади, смешно пританцовывающей и приседающей под ним. По лицу всадника было заметно, что он едва ли воздерживался от спиртного несколько дней подряд.
Придирчиво оглядев свое старенькое розовое платье, Элизабет решила, что будет лучше, если она избежит встречи. Юркнув за угол, она скрылась за живой изгородью миссис Колмэн.
У нее не было сомнений, что Тэвис направляется к маяку. Заговоривший в ней материнский инстинкт чуть было не заставил ее броситься домой. От мысли, что он будет с Вилли без нее, ей стало не по себе. Но Элизабет сказала себе, что не имеет права лишать его возможности видеть сына и что Вилли должен знать отца. Может быть, так лучше. Может быть, им лучше договориться, что Тэвис будет навещать Вилли, когда ее не будет дома.
Пропустив лошадь и ездока, Элизабет вышла на улицу и зашагала к центру города.
— Тэвис приходил, пока тебя не было, — известил ее дед, когда она вернулась.
Элизабет поставила корзинку на кухонный стол и принялась вынимать покупки.
— Я знаю. Я видела его, когда шла в город.
— Странно, — удивился Эйса, — он не сказал, что вы встретились.
— Он меня не заметил, — ответила Элизабет и, виновато посмотрев на старика, добавила: — Я спряталась.
— Значит, теперь ты от него прячешься?
— Да нет, не то чтобы прячусь, но мне не хочется видеть его. А где Вилли?
— Заснул.
— Тэвис долго у вас был?
— Около часа.
— Он гулял с Вилли?
— Прокатил его на лошади и пообещал подарить пони.
— Пони? Вот чудак! Вилли еще маленький. Глупо покупать ему пони, если он еще плохо ходит.
— Может, Тэвис и глупее тебя, — Эйса внимательно посмотрел на нее, — но мальчонка приглянулся ему. Конечно, и о тебе он спрашивал.
— Спрашивал обо мне? — Элизабет поставила на стол две банки меда и села. — Не понимаю, что он мог обо мне спрашивать. Он и так все знает.
