Лиза О - Мистер Писатель
– Зараза!
Он оглядел разлетевшееся содержимое. Какие-то старые детские тряпки. Погремушка, брелок для ключей. Коллекция поздравительных открыток.
Узнав почерк матери, Такер медленно опустился на колени и, придерживая одной рукой кота, пальцем развернул открытку.
«Нашему дорогому Такеру в его первый День рождения. С любовью, мама и папа».
Внутри что-то сжалось.
Мама была лучшей из женщин: чуткая, мягкая, уравновешенная и добрая. Конечно же, Такеру, не обладавшему ни одним из этих качеств, приходилось вести себя очень осторожно, чтобы нечаянно не задеть её чувств. Время от времени он лажал, но в целом они прекрасно ладили. Такер дал ей возможность гордиться собой. От осознания этого становилось немного легче.
Поглаживая кота, он рылся в куче хлама. Откопал всевозможные поздравительные открытки, свидетельство о своём крещении и даже открытку от Карлтона по случаю рождения внука. Вместо плюшевых мишек или маленьких буковок алфавита на ней был изображен какой-то вычурный символ. Скорее всего, фамильный герб.
«Сын…»
«Что характерно, – подумал Такер, – ни единого упоминания о матери».
«Поздравляю с рождением ещё одного поколения мужчин рода Петтигрю».
Такер фыркнул. Каково же жить со всей этой фигнёй? Интересно, мама когда-нибудь задумывалась, стоил ли того брак с одним из Петтигрю? Но тут в руки попалась ещё одна открытка – на сей раз от отца.
«Милая моя Элли!
Словами не передать, как я сейчас горд! Тобой и тем бесценным малышом, которого двум бестолковым ребятам удалось сегодня произвести на свет. Конечно, большей частью это твоя заслуга. А я всего лишь простофиля, который чуть было не упал в обморок. Ты знаешь, я не мастак в делах такого рода, но мне удалось найти это в одной из книг, которые ты вечно читаешь, и думаю, оно подойдёт».
Некоторые буквы были смазаны, тут и там виднелись какие-то пятна, словно от воды, однако Такер узнал любовный сонет Элизабет Барретт Браунинг – сорок третий. К тому времени, когда он дочитал строки, с ужасной иронией повествующие о любви даже за вратами смерти, стало ясно, что слова расплылись не от воды, а от слёз. Слёз его матери. И что, смешиваясь с ними, капают его собственные.
И Такер понял: для мамы оно того стоило.
У него почти ничего не осталось от отца. Так мало воспоминаний. Практически ни одного памятного подарка.
Читать это, ощущать его гордость новорожденным сыном и его любовь к жене, было настоящим откровением, с небывалой прежде ясностью раскрывшим перед Такером всю глубину их общей утраты. Потери мужа. Отца. Жизни. Пережив такую страшную трагедию, как мог дед продолжать их отталкивать?
– Ау! Такер, ты там?
Вот чёрт! Он совсем забыл о Саре. При звуках её голоса кот шевельнулся, однако, похоже, был слишком доволен или чересчур выбился из сил, чтобы встать.
– Я… э-э-э… – Пришлось прокашляться, чтобы вернуть голосу твёрдость. – Спускаюсь! – крикнул Такер, но её шаги уже раздавались на лестнице.
– Я подумала, вдруг Дармоед устроил тебе…
Не зная, что ещё предпринять, он отвернулся. Но забыл о зеркале. На Такера уставились целых двадцать Сар и его собственное удручённое отражение.
– …неприятности? – закончила Сара. Но едва заметила кучу старых детских вещей, разбросанных по полу, её лицо смягчилось. – О, Такер! Мне очень жаль.
Она подобрала подол тонкой юбки, опустилась рядом с ним на колени и провела по тиснёным буквам на открытке ярко накрашенным ногтем.
– Всё наладится.
Такер с трудом сложил застывшие губы в насмешливую ухмылку:
– Ещё несколько мудрых изречений из страны живших долго и счастливо?
Сара подняла голову:
– Вот в чём вся прелесть вымысла, Такер. Он может быть таким, как ты сам пожелаешь. Реальная жизнь слишком часто разочаровывает.
– Да что ты об этом знаешь?
Он ожидал в ответ колкости – даже желал её, если честно. Чувствовал себя открытым, ранимым, жаждущим. И искал ссоры.
Однако Сара лишь протянула руку и погладила кота.
– Когда умерла моя мама, мне казалось, будто весь мой защищённый мирок рухнул в один момент. – Она посмотрела Такеру прямо в глаза, но он первым отвел взгляд. – Под пеленой горя таилась озлобленность. А где-то там, ещё глубже, – безрассудный страх.
И такой же безрассудный страх заставил Такера столкнуть кота со своих колен. Её сочувствие было невыносимо.
– Вот твоё животное. До свидания.
– Такер, я не хотела…
Чувствуя приближение паники, Такер пошёл к лестнице. Он думал, что уехав из Нью-Йорка, оставил всё позади. Но – проклятье! – приезд в этот город, в этот дом… Неужели он вернулся сюда в поисках некоего покрывала эмоционального комфорта, словно маленький ребенок?
За спиной раздались шаги.
– Такер…
– Выход там, – указал он и направился к себе комнату. Футболка пропотела насквозь.
– Если бы ты только…
– Да господи ты боже мой. Ты просто не чувствуешь, когда надо заткнуться.
И за то, что Сара не замолчала, за то, что подтолкнула его к самому краю пропасти, заглянуть в которую Такер так боялся, он вдруг прижал её спиной к стене. Кот раздражённо мяукнул в знак протеста и, вырвавшись из рук хозяйки, исчез в коридоре.
Сара смотрела на Такера широко раскрытыми глазами.
– Что ты делаешь?
– Ищу для твоих губ полезное занятие.
Забыв о деликатности, не задумываясь о том, чего бы хотелось ей самой, Такер набросился на Сару. Когда её губы приоткрылись от удивления, его язык проник между ними. Этот грубый необузданный порыв ни в какое сравнение не шёл с утренним поддразниванием. Такер запустил ладонь в мягкие волосы, оттягивая голову Сары назад и не сомневаясь, что она его сейчас укусит. Ошибся. Глупая женщина так и стояла столбом. А Такер явно затянул с заигрываниями – плоть отвердела.
– Проклятье! – Он отстранился, но никак не мог встретиться с Сарой глазами. – Что с тобой не так? Почему ты не сопротивляешься?
– Потому что тебе больно, – спокойно ответила она, и Такера словно в живот ударили.
Оба стояли неподвижно.
– Милый, я дома! – окликнул Мейсон снизу. – И тут на кухне какой-то зверь!
Такер заставил себя взглянуть на Сару. Её губы припухли, а глаза светились добротой. Его обожгло чувство стыда.
Сара отвернулась:
– Я захвачу Дармоеда по пути к выходу.
* * *
Натягивая чистую футболку, Такер вошёл в кухню и застал Мейсона попивающим пиво у стойки.
Отлично. Удобная мишень.
– Как прошёл день?
Друг с опаской посмотрел на него поверх бутылки:
