Маргарет Роум - Человек Огня
Музыка вдруг смолкла, а скованное противоречивыми чувствами тело Тины даже не попыталось освободиться из объятий Рамона, и он, вместо того чтобы проводить девушку к товарищам, повел через открытое французское окно в пустынный сад. Сеньор не останавливался, пока они не отошли так далеко от дома, что звуки музыки едва достигали слуха, и оказались почти в темноте. На темном фоне зарослей ярко выделялся белый смокинг Рамона. Тина, не в силах унять отчаянный стук сердца, ждала, когда он обрушит на нее свой гнев. Долго ждать не пришлось. Рамон с негодованием принялся отчитывать девушку:
— Надеюсь, увидев, к чему привело, ваше безответственное и глупое поведение, вы, возможно, научитесь поступать осмотрительнее и перестанете дразнить всякого мужчину, оказавшегося поблизости! Я уже утомился вызволять вас из ситуаций, с которыми вы не в силах справиться самостоятельно, и уповаю, что впредь вы предоставите искусство флирта женщинам постарше, способным укрощать страсти, если сами их вызывают!
Тина почувствовала себя так, будто ее лягнули под дых.
— Флирта?.. Но я не… даже не… О, да как вы смеете! — Она сердито топнула ногой, лихорадочно подбирая слова в надежде объяснить, что поступками мужчин весь вечер руководили только самые добрые и чистые намерения. Упреки Рамона были настолько беспочвенны, что в отместку девушка решила бросить свои, вдобавок безумное раздражение толкало ее к весьма опрометчивым заявлениям. — Ваши слова многое объясняют, сеньор, — ехидно заметила она, — теперь я понимаю вашу привязанность к сеньоре. Очевидно, с ней вы чувствует себя в безопасности и твердо уверены, что ваши знаки внимания не будут превратно истолкованы!
Не успев договорить, Тина ощутила жаркую волну стыда и приготовилась к самой бурной реакции на свою наглость. Но Рамон ошарашил ее, ответив так спокойно, что весь сарказм его слов девушка уловила лишь через пару секунд.
— Сеньора, должен согласиться, не ребенок, прикидывающийся взрослой женщиной… — Испанец выразительно кивнул в сторону Тины.
Сердце у девушки упало. Этот жестокий выпад больно ранил ее душу.
— Я пыталась сказать вам, но вы не хотели слушать…
От возмущения Рамон даже попятился.
— Могли бы попробовать еще! В лесу, например, когда я сделал все, что мог, стараясь облегчить вам признание.
Тина потрясенно уставилась на него:
— Вы сказали Инес, что все знаете! Значит, это была правда? Но откуда?..
— Я никогда не лгу, сеньорита, — гневно оборвал он ее, — предоставляю это занятие вам, как-никак вы в нем изрядно поднаторели!
Чуть не плача, Тина с жаром возразила:
— Но вы солгали! Вы сказали Инес, будто я сама рассказала вам о своем обмане, хотя ничего подобного я не делала, сеньор.
Рамон быстро шагнул к Тине и схватил ее за плечи:
— Вы что, не помните о своих ночных кошмарах? — требовательно спросил он и умолк, ожидая ответа, но девушка поглядела на него с таким изумлением, что гнев, бушевавший в голубых глазах, слегка поугас, хотя опасные искорки еще мерцали в глубине зрачков. — В ту ночь, когда мы делили одну хижину в деревне Гуахарибос, вас мучили кошмары, — пояснил Рамон. — Вы разбудили меня криком, зовя своего отца, а когда я попытался успокоить вас, стали рассказывать о своем детстве и паническом страхе перед джунглями. Кроме того, вы объяснили причины, заставившие вас отправиться в эту экспедицию и обмануть меня.
Тина стояла, вспоминая, какое облегчение и спокойствие принесли ей той ночью ласковый голос и нежные руки. Она-то считала все это сном… А сейчас в памяти вспыхнуло воспоминание о том ночном поцелуе, и все стало на место. Это губы Рамона тихо коснулись ее лба.
Видя, что девушка стоит оцепенев от такого открытия, сеньор продолжил:
— Оценив благородство побуждений, я решил закрыть глаза на ваш обман, но более всего хотел, чтобы вы добровольно рассказали мне все, что я услышал от вас во сне. Я надеялся поговорить с вами об этом, помочь вам пройти суровые испытания, коим вы себя подвергли, но вы продолжали лгать, изворачиваться, отталкивать меня, — он надменно встряхнул головой, — и даже посмели обвинить в покушении на права другого мужчины!
Тина подняла на него глаза и с удивлением увидела мучительную боль, вдруг отразившуюся во взгляде. Невольно, совсем не думая о последствиях, она выдохнула:
— О нет, Рамон… — и нежно провела пальчиками по каменно-твердой линии его крепко сжатых губ.
На мгновение он замер, но когда, ошеломленная собственной дерзостью и безрассудством, девушка отдернула руку, схватил ее и притянул к себе со сдавленным стоном человека, чье терпение окончательно истощилось. И стоило их телам соприкоснуться — как с неистовой страстью, сметающей все преграды, Тину захлестнула волна чувств, так что любые ее попытки подавить в себе любовь к Рамону стали просто смешны. В перерывах между поцелуями девушка ловила нежные признания в любви на испанском, и это сторицей вознаградило ее за все перенесенные страдания. А потом все сколько-нибудь связные мысли смыла волна сладкой боли желания, пробудившейся в ней от страстных поцелуев Рамона, и она безоговорочно сдалась его требованиям полной капитуляции.
Тине полагалось бы сопротивляться, но у нее не хватило на это сил. Где-то в глубине сознания негромкий голосок пытался поднять тревогу, настойчиво напоминая, что Рамон женится на донье Инес, а ее собственная роль в его жизни ничтожна. Напрасно, этот человек уже разбил ее сердце и давно жил в нем, а раз эта ночь последняя, что они проведут вместе, Тина хотела насладиться ею до дна. Она прильнула к Рамону, возвращая поцелуи с потрясавшей его неистовой страстью и мечтая, чтобы время остановилось. Весь мир, кроме этого темного уголка сада, для Тины перестал существовать. Однако несколько минут спустя Рамон отстранился и, побелев, вперил пристальный взгляд в лицо Тины.
— Рамон?.. — шепнула она, моля о новых поцелуях, но он, взяв себя в руки, решительно отверг безмолвный призыв.
— Мы должны поговорить, — отчеканил испанец. — Я отказываюсь терпеть все это и дальше. Я должен твердо уяснить, — он потряс ее за плечи, — на каком я свете. Мы достаточно долго играли в эти игры, и сейчас я требую, чтобы ты откровенно сказала, как много значит для тебя Брэнстон. Признайся честно, Тина, потому что, хоть я и без памяти люблю тебя, ни за что не стану с ним делить!
— Ты любишь меня? — задохнулась Тина.
Рамон бессильно уронил руки.
— А почему еще, как ты думаешь, я позволил тебе принять участие в этой экспедиции? — просто ответил он. — Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но в тот день, когда увидел твои попытки спрятать нервозность и робость под нахальством и высокомерием, когда я услышал, как ты пытаешься авторитетно говорить о вещах, в которых совсем ничего не смыслишь, и даже когда ты осмелилась усомниться в моей репутации, я был совершенно очарован твоей отвагой и доблестной душой. Я обзывал себя полным идиотом, но должен был узнать тебя получше, вот и позволил думать, будто попался на твою удочку и поверил. Ведь другого способа удержать тебя рядом не было. Но! — Рамон повысил голос. — Эта поездка превратилась в сущий ад! Ты не делала секрета из того, что предпочитаешь общество Брэнстона. Даже в последний день, когда ты получила лекарство от лесного доктора и я почувствовал, что наконец начинаю побеждать твою скрытность, ты обвинила меня в том, что я забрался на территорию Брэнстона! — Он умолк, вне себя от обиды и возмущения, что его поставили на одну доску с Тео. Все высокомерие и заносчивость конкистадоров отразились на гордом лице Рамона, когда он напомнил Тине об их последней размолвке.
