Шерил Вудс - Побежденное одиночество
Шэррил Вудс
Побежденное одиночество
ГЛАВА 1
– Я собираюсь убить Рори Донована. Эти негромкие слова были произнесены с такой бесконечной злобой и убежденностью, что в студии воцарилось молчание. У присутствующих отвисли челюсти и взметнулись брови. А поскольку Рори Донован вошел в студию именно в тот момент, когда Эшли Эймс произнесла свою зловещую фразу, напряжение в комнате было гораздо сильнее, чем если бы Агата Кристи могла придумать для финальной части любого из своих захватывающих романов.
– Привет, крошка, – сказал он, как обычно, подходя к тому месту, где Эшли скатывала сценарий в нечто длинное и узкое, желая, очевидно, использовать это в качестве смертоносного оружия. Он привычно, по-дружески похлопал ее по руке... Серые глаза Эшли сузились, пепельные волосы словно зашевелились от негодования, рассыпая вокруг серебряные искры; она часто, беззвучно и судорожно задышала. Когда же она вновь открыла свой дерзкий рот, раздался яростный крик:
– Ты крыса! Ты мерзкая, лживая, себялюбивая крыса!
Его карие глаза невинно уставились на нее.
– Что-то не так?
Взгляд, который она бросила на него, был исполнен величайшего презрения.
– Ты прекрасно сам знаешь, что не так, Рори Донован! Ты позвонил мне посреди ночи и в полуобморочном состоянии рассказал, в какую ужасную переделку попал. Ты уверял меня, что только я, твой самый старый и близкий друг – единственный режиссер в Голливуде, кто, возможно, еще сумеет спасти твою шею. Ты сказал мне, что это всего-навсего лишь однодневная съемка маленького рекламного ролика, которую я смогу сделать с завязанными глазами!
– Правда, – многозначительно подтвердил Рори. – Каждое твое слово правда. Ты самая лучшая.
Эшли едва удержалась, чтобы не ударить его по голове сценарием, да и то только потому, что поняла, как этого мало, чтобы причинить ущерб его прочному черепу. Даже падающая стальная балка не поцарапала бы его, наверное.
– Ты, однако, упустил несколько относящихся к делу деталей, не так ли? – горько заметила она.
– Например?
К удивлению и все увеличивающейся ярости Эшли, Рори действительно казался сбитым с толку или же он преднамеренно решил вести себя глупо, чтобы хоть как-то сохранить видимость достоинства. Рори, без сомнения, знал ее темперамент – он ведь был знаком с ней очень давно.
Он также был знаком с целями, которые она поставила себе в жизни и карьере после неудачного брака. Они довольно часто спорили об этом. Поскольку реклама – особенно такого сорта – не интересовала Эшли, Рори считал ее артистической снобистской натурой. Она же называла свое отношение к рекламе «избирательным». После целых десяти лет споров никто из них не отступил от своих убеждений. Сейчас же он подстроил ей западню, и она угодила в нее – и все это во имя дружбы, дружбы, о которой она теперь так сильно сожалела.
– Во-первых, ты забыл упомянуть, что этот твой тридцатисекундный соискатель приза посвящен туалетной бумаге, – она нахмурилась и добавила:
– И второсортной к тому же.
– Имеет ли это значение?
– Имеет ли это значение? – переспросила она. – Ты можешь поспорить на эту свою рубашку в розовую полоску, что имеет! – И один из ее перламутровых ноготков постучал по зеленому крокодилу на его рубашке.
– Я, конечно, была полусонной, но по тому красноречию, с которым ты говорил, мне показалось, что «Спрингтайм» – это какие-то новые духи. Что-то легкое и нежное. Может быть, чувственное. Я убедила себя в том, что смогу научиться новой технике съемки, поиграть с приглушенными цветами или, по крайней мере, наиграться с полем лютиков.
– Мы можем поговорить и о лютиках! – радостно предложил он. – Если использовать желтую бумагу...
– Рори!
Он моргнул и посмотрел немного смущенно.
– Это была просто идея.
– Отвратительная. И, как будто неприятностей и так недостаточно, ты забыл упомянуть (несомненно сознательно) о ничтожном гонораре за эту работу.
– О гонораре?
Улыбка, которой одарила его Эшли, заморозила бы ветровое стекло в тридцатиградусную жару.
– Младенец... – произнесла она тоном, который вполне подошел бы для предупреждения о неожиданном появлении кровожадных леопардов или ядовитых тарантулов; в нем не было ничего, кроме неприязни. В самом деле, сама мысль о младенце заставляла ее трепетать.
– О... – прошептал он.
—«О» – это как раз подходит, жадный до денег и делающий все исподтишка трус. Младенец участвует в рекламе, а ты не сказал ни слова об этом.
– Это не младенец. Ему два года, почти три... – пробормотал он, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Все равно. Ты же прекрасно знаешь, что я не работаю с младенцами. Или детьми, – прибавила она, видя, что Рори опять собирается напомнить ей о возрасте ребенка. – Черт возьми! Я даже не снимаю рекламу, но из уважения к тебе... – Она в упор смотрела на него.
– Уважение твое я очень ценю, – быстро вставил Рори. – Но я действительно оказался в безвыходной ситуации. Парень, который должен был снимать, отказался в полночь... со своего смертного одра или чего-то в этом роде.
– Да у него был всего лишь насморк!
– Ну нет! Он достаточно болен, – защищался Рори. – Он сильно стонал.
– Наверное, он просто прочел сценарий... – прошептала Эшли, едва не задохнувшись от возмущения.
– Что ты сказала?
– Я спросила, почему бы тебе не подождать его выздоровления?
– Это невозможно. У меня все подготовлено. Я уже заплатил за время в студии. Отмена съемки будет стоить целого состояния. Мне нужен режиссер сегодня, и лучший. Твое имя первым пришло мне в голову.
– Как я поняла, ты не можешь задержать съемку и найти кого-нибудь другого?
– Нет ни одного шанса. Спонсор будет здесь через десять минут. Главный герой может прибыть в любую секунду, а съемочная группа, как ты видишь, уже готова.
На самом же деле группа казалась далеко не готовой. Ее участники походили на стайку голодных репортеров, ждущих начала большой заварушки. Эшли засомневалась, захочет ли вообще кто-нибудь из них попробовать снимать рекламу о туалетной бумаге с двухлетним ребенком в главной роли. Ребенком, который, возможно, только взглянет на нее – и закатит истерику на целых пять часов. Вся студия превратится тогда в море голубой туалетной бумаги. Или желтой. Или розовой.
– О черт... – пробормотала она, когда все эти образы пронеслись в ее голове.
...Когда Эшли закончила программу фильмов на студии ОСА – ту самую, что доставила Рори массу неприятностей, – она твердо пообещала себе, что никогда больше не пойдет на компромисс сама с собой и не возьмется режиссировать то, во что не верит. Она не верила в ценность рекламы туалетной бумаги.
