Эмма Ричмонд - Роковой мужчина
Ей казалось, что она не чувствует своего тела. Трясущимися руками и ногами, все еще обвитыми вокруг его талии, она крепко прижимала его к себе.
Зарывшись лицом в ее шею, ее волосы, приглушенным голосом он пробормотал, еще тяжело дыша:
– Гита…
– Только не говори, что тебе очень жаль, – попросила она нетвердо.
– Не буду.
– Не говори, что ничего не мог поделать, что мне не следовало притрагиваться к тебе. Не говори ничего такого, Генри, прошу…
– Не буду.
Они лежали на ковре еще несколько минут, заключенные в невероятно тесное объятие слившихся воедино тел. И, вероятно, с ужасно дурацким видом, в легкой истерике вдруг подумала она.
– Генри!
– Да?
– Что ты все-таки собирался сказать?
– Только то, что я не могу дышать.
Она хмыкнула – короткий звук, похожий на икоту. Ослабив руки на его спине, она позволила ему пошевелиться и поднять голову.
Он посмотрел в ее зеленовато-карие затуманенные глаза, и уголки его рта чуть дрогнули. Ее губы тоже, и невольная слабая улыбка озарила ее лицо и заставила засветиться глаза.
– Ты не злишься?
– Я безумно хотела тебя уже на крыльце, когда ты приехал за мной, – призналась она.
– А я всю неделю не мог работать, не мог прочитать ни одной рукописи. Все, к чему я прикасался, казалось мне тобой. Все, что я видел вокруг, напоминало мне о тебе. Я даже пошел к врачу, спросил его, можно ли заниматься любовью с беременной женщиной.
– И что он сказал? – тихо произнесла она.
– Сказал, что можно и это нормально. Мне показалось, что ему было смешно.
– Да. Но мне кажется, что вот так – не нормально, как ты думаешь? – спросила она, слегка нахмурив брови.
Он фыркнул, улыбнулся медленной, совершенно потрясающей улыбкой и начал смеяться. Опустив голову на ее плечо не в силах справиться со смехом, он попробовал заговорить, но не смог.
– Это совсем не смешно, знаешь ли. Нам наверняка нужна консультация у специалиста. Это уже выходит за все рамки.
Он засмеялся еще сильнее – смехом, наполненным таким счастьем и радостью, что она тоже улыбнулась, затем улыбнулась еще шире и наконец, засмеялась вместе с ним.
– Вот как происходит свержение с пьедестала. Я считал себя таким хладнокровным, трезвым и рассудительным парнем, а на самом деле был самовлюбленным дураком, – сказал он негромко. В глазах его светилась нежность – почти любовь, подумала она с внезапной тоской, – и он пробормотал: – Уж не знаю, что ты сделала со мной, но ведь на этом дело не закончится, не так ли?
– Нет. А что ты сказал официанту?
– Что ты не очень хорошо себя чувствуешь и хочешь прилечь.
– Он тебе поверил?
– Сомневаюсь. Давай поедем домой. Ты ведь даже не видела, где я живу, верно?
– Нет, не видела.
– Тогда поехали со мной. Пожалуйста!
Она тряхнула головой.
– Я приму душ…
– Мы примем душ.
– Генри…
– Шшш, Гита. Я не могу тебя отпустить. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Господи, как она хотела выйти за него замуж! Стать его женой, родить его ребенка…
– Не отвечай мне сейчас.
Мягко высвободившись из ее объятий, он поднялся на ноги, нежно помог подняться ей и провел в ванную комнату. Нашел пластиковую шапочку для волос, надел Гите на голову и улыбнулся.
– Почему они всегда их делают такими большущими?
– Я не знаю, – сказала она беспомощно.
– Ты похожа на очень печального зайчика.
– Правда?
– Моего собственного, родного, любимого, самого печального зайчика.
Включив душ, он подождал, пока не потекла теплая вода, затем втянул ее за собой под струи воды. И нежно, ласково принялся намыливать ее тело – и все началось заново. Это безумное, горячее чувство, это таяние изнутри, когда все предметы вокруг сливаются воедино, становятся нереальными. Глядя на него, она видела, что его глаза становятся темнее, дремотнее, из горла ее вырвался стон, и она протянула к нему руки.
– Абсурд какой-то, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь.
Не обращая внимания, просто не замечая, что вода заливает ей лицо, смывает изысканный макияж, проникая под плохо сидящую пластиковую шапочку, она нетерпеливо сорвала ее с головы, отбросила в сторону и вся отдалась экстазу – их намыленные тела прильнули друг к другу так чудесно!
– А теперь нам придется все начать заново, – заявил он глухо и протянул руку к куску мыла.
– Да. Но тебе не кажется, что тогда мы вообще никогда не вылезем из-под душа?
– Вылезем, потому что я хочу с тобой в постель, – сказал он хрипло.
Смыв с тела мыльную пену, Генри вышел из-под душа, схватил полотенце и обернул его вокруг бедер. Взяв другое полотенце, вытер мокрые волосы, глубоко вздохнул и вышел в спальню, не оборачиваясь.
Когда она появилась из ванной комнаты, он уже был одет, а ее вечернее платье аккуратно висело на спинке стула.
– Я не буду смотреть, как ты одеваешься, – все еще хриплым голосом произнес он. – Не могу. Поэтому я повернусь к тебе спиной, как и положено истинному джентльмену, и выпью что-нибудь, мне сейчас это очень необходимо.
Склонившись над мини-баром, он вынул маленькую бутылочку шотландского виски и налил немного в бокал.
– Только делай это тихо, Гита, – предупредил он ее.
– Извини, о чем ты?
– Я слышу, как ты натягиваешь чулки…
– Прости, – извинилась она поспешно, стараясь одеваться, как можно бесшумнее, но руки тряслись, дыхание перехватило, и она вспомнила, как однажды, не так много времени тому назад, в Блэйкборо-Холл, он сказал, что это очень возбуждающе – быть полностью одетым, когда твой партнер совершенно обнажен. Но быть совершенно, обнаженной, в то время, как партнер был полностью одет, тоже показалось Гите удивительно возбуждающим. И она захотела его. Снова. Безумие какое-то.
Подавляя свои чувства, сражаясь с ними, ощущая себя слабой и растерянной, она поспешно натянула платье, разгладила его складки и направилась к фену для волос, прикрепленному к стене около туалетного столика. От ее макияжа давно ничего не осталось, у нее не было даже щетки, чтобы расчесать волосы, но был мужчина, от которого она не могла оторваться, и было тело, которое все еще стонало и трепетало от его горячих ласк. Она не могла ощущать радость, не могла посмеяться над собой, не могла даже говорить. Просушив кое-как волосы, она надела туфли и нашла сумочку.
– Я готова, – сказала она тихо, и он обернулся, чтобы посмотреть на нее.
Допив виски, он оставил пустой бокал на стойке бара и подошел к Гите. Он не притронулся к ней, просто посмотрел в ее расширенные глаза.
– Выходи за меня замуж, – негромко попросил он. – Пожалуйста, выходи за меня замуж. Я не переживу еще одну такую неделю. Все эти чувства, которые я подавлял так много лет, теперь затопили меня. Я люблю тебя, Гита. Я не хочу провести остаток моей жизни без тебя… И не плачь, – попросил он хрипло. – Ради Бога, Гита, любимая моя, только не плачь.
