Оливия Трейси - Ласковый огонь
— Все в порядке, мамочка. Долетела нормально. Номер прекрасный. Вид из окна словно на картинке. Оперный театр, Сиднейский мост — все как на ладони. Есть Интернет, так что смогу тебе еще написать письмо. Послезавтра приедут Барбара и Кейт, и мы поедем к ним. Да, обещаю тебе, что буду нормально питаться. Хотя, знаешь, есть почему-то пока совершенно не хочется. Наверное потому, что на улице слишком жарко.
— Дорогая, это потому, что ты не привыкла есть ночью, — засмеялась фрау Кемаль.
— Но сейчас день, мама, — попыталась было возразить Сильвия, но тут ее осенило, и уже с улыбкой она добавила: — Ах, да, я совсем забыла, что, когда в Австралии день, в Германии ночь. Надеюсь, я тебя не разбудила?
— Ну что ты, Сильви, — ответила мать едва ли не с возмущением. — Могу ли я спать, не зная, что с тобой…
— Со мной все в порядке, и не выдумывай всяких ужасов! — попыталась увещевать свою беспокойную мать Сильвия.
Но ответил ей уже другой голос, хотя не менее родной и любимый.
— Я не сомневаюсь в тебе, малышка. — Отец до сих пор обращался к ней как к ребенку, но на деле давал Сильвии куда больше самостоятельности, чем мать. Хотя, если вдуматься, по восточным традициям, которые господин Кемаль должен бы был усвоить едва ли не на генетическом уровне, ее следовало подвергать жесткому контролю вплоть до замужества. Но Фархад Кемаль унаследовал от предков-иммигрантов лишь экзотическую внешность. Получив в Германии прекрасное образование, он гордился тем, что является человеком прогрессивных взглядов. Сама история любви Марты и Кемаля в свое время стала вызовом всем традициям и стандартам. Будучи студентом университета, смуглый парень с горячими глазами на одной из дружеских вечеринок увидел юную фрейлейн с невероятно белой кожей и соломенными волосами, убранными на тот момент в длиннющий конский хвост. Увидел и, что называется, пропал. Потеряла голову и гордая Марта, которой бешеный темперамент молодого турка пришелся по душе куда больше холодного прагматизма соотечественников, привыкших рассчитывать все на несколько ходов вперед. Влюбленным на пути к счастью пришлось преодолеть яростное сопротивление родителей Марты, мечтавших о замужестве дочки с каким-нибудь добропорядочным бюргером. Фархад Кемаль тоже заявил своим родственникам о том, чтобы они даже не думали, что когда-нибудь он свяжет свою жизнь с девушкой, носящей хиджаб. Лишь рождение дочери примирило старшее поколение с браком, который обе противоборствующие стороны считали неравным.
3
Своим появлением на свет Сильвия подтвердила неписаное правило, гласящее о том, что дети любви всегда красивы. Но, если для кого-то красота становится предметом гордости и даже фактором, позволяющим манипулировать людьми, то у нее с определенного времени собственная внешняя привлекательность стала вызывать досаду. Нет, конечно ей до сих пор приятно слышать комплименты в свой адрес и встречать восхищенные взгляды на улице. Ей льстило то, что в школе мальчишки оспаривали право провожать ее домой и заключали пари на предмет цвета ее глаз. Сильвия, как правило, разрешала эти споры примирением сторон, говоря, что каждый из спорщиков по-своему прав. Так как глаза ее, как уже было сказано, обладали удивительным свойством менять цвет. Но, к сожалению, именно ее внешность послужила причиной расставания с любимым человеком. Нет, Ульрих не был тираном, постоянно закатывавшим сцены ревности. Просто, как выяснилось, красота — вот и все, что привлекало бывшего возлюбленного в Сильвии. Не будь у нее яркой внешности, он бы и не посмотрел в ее сторону. И, утратив ее, она становилась для него ничем, пустым местом, ярким мотыльком, промелькнувшим перед глазами и ушедшим вновь в небытие. Мотыльком, опалившим свои нарядные крылышки и потерявшим всякий интерес для коллекционера. Вернее, он лишь подумал, что красота Сильвии утрачена безвозвратно, но и этого было достаточно, чтобы отказаться от нее. А Сильвия не стала его разубеждать…
Она раскрыла сумку и достала лежавшую в боковом отделении заколку в виде большой стрекозы — подарок отца на двадцатилетие. Она обожала это массивное серебряное украшение. Изящные крылья, сплетенные из тончайшего металлического кружева, два выпуклых топазовых глаза, в каждом из которых сверкал крошечный бриллиант. Теперь можно собрать волосы в тугой пучок, закрепив их сверху этим сказочным насекомым, и принять наконец ванну. Да, вот и косметичка, которую тоже надо захватить с собой. А это что еще такое? Рука Сильвии наткнулась на что-то жесткое, чего раньше явно не было в ее сумке.
Ах да… Это же визитка, о которой она уже успела забыть. Вынув ее, она долго всматривалась в надпись, отливающую золотом на синем фоне: «Оскар Берген, психотерапевт», далее шли номера телефонов и адрес офиса.
Она рассталась с ним не более часа назад, решив, что ни при каких обстоятельствах не станет искать этого человека. Во-первых, случайная встреча и несколько ни к чему не обязывающих фраз далеко не повод для выстраивания серьезных отношений. Будь они даже просто дружеские или деловые. Во-вторых, этот молодой человек явно знает себе цену и на его счету, должно быть, не одно разбитое женское сердце. Его любезность с ней не более чем привычка проверять на всех хорошеньких девушках подряд силу своего обаяния. Пусть он даже не надеется, что Сильвия пополнит ряды недалеких особ, павших жертвами его прекрасных голубых глаз. Да и к тому же слово, данное хоть и просто самой себе, надо держать. Вот возьмет она сейчас и опустит эту самую визитку в пакет для мусора — и прощайте тогда, мистер Берген, с вашими неправдоподобно голубыми глазами. Она протянула было руку с карточкой к пластиковому пакету, куда успела сложить мелкий ненужный хлам, но что-то остановило ее и синий прямоугольник был небрежно брошен назад, в сумку.
Сильвия стянула с себя футболку, перешагнула через упавшие на мягкий палевый ковер джинсы и в одних трусиках направилась в ванную комнату. Пока ванна, похожая на большую бело-розовую ракушку, наполнялась водой, поднимавшей роскошный пенный айсберг, она принялась рассматривать свое отражение в зеркале. Сейчас, когда волосы ее были убраны наверх, открывая тонкую высокую шею, Сильвия сама себе напомнила одну из мраморных статуй в музее Родена, где была вместе с фрау Кемаль во время своего путешествия в Париж пару лет назад. То же изящество линий, упругие груди, похожие на перевернутые чаши, подтянутый, но округлый живот. Лишь две нежные коричневые родинки, одна чуть пониже ключицы, другая под левой грудью, свидетельствовали о том, что Сильвия далеко не из мрамора. Что она живая и трепетная, как вон та голубая жилка, слабо пульсирующая на ее шее. Девушка шагнула в ванну, с наслаждением ощущая на своей коже нежное шуршание лопающихся пузырьков пены, медленно опустилась в воду и откинула голову назад, на мраморный бортик. До чего же она любила водную стихию, даже в таком скромном ее проявлении. Особенно потому, что вода была вещью, прямо противоположной огню, который ворвался в ее жизнь, разрушив счастье.
