Мойра Тарлинг - Я вас не помню...
– Они мне сказали... – голос его сломался, – что у меня была тетушка, единственная моя родственница...
У Мэгги сжалось сердце.
– Но она... – Встретившись с серыми, полными боли глазами Дилана, Мэгги тут же умолка.
– Умерла? – закончил за нее Дилан.
Мэгги кивнула.
– Однако вы все же кое-что помните, – осторожно сказала Мэгги, но, заметив, как натянулась кожа на скулах Дилана и в его глазах появилась боль, прикусила язык.
– Я ничего не помню, – возразил Дилан, сдерживая гнев в голосе.
Мэгги долго смотрела на него. То, что он так долго пытался ей втолковать, постепенно доходило до ее сознания.
– То есть вы не можете вспомнить, что ваша тетя и мой отец погибли в автокатастрофе? Вы не помните, как приехали на их похороны? Вы не помните... – Мэгги в отчаянии умолкла.
– Я не припоминаю ни единого факта или события из моей жизни... Ничего! – Дилан старался подавить чувство безысходности, заставляющее его жалеть себя.
– Но... врачи... Они обещают вам, что когда-нибудь все это уладится?..
Дилан снова опустился в кресло, лицо его стало замкнутым.
– Никто из врачей и специалистов, к кому я обращался, не говорил со мной откровенно и прямо!
– Вы опасаетесь, что память не вернется к вам? – взволнованно спросила Мэгги.
Дилан громко вздохнул. Ответил он не сразу.
– В таких случаях процесс восстановления протекает по-разному; многое зависит от обстоятельств и серьезности травм. – Дилан говорил монотонно, словно читал медицинский справочник. – И никто не гарантирован от того, что, вернувшись, память не может пропасть снова. Таких гарантий нет.
Мэгги слышала отчаяние в голосе Дилана, видела боль в его глазах, и ей нестерпимо хотелось, протянув руку, успокоить его.
– Мне очень жаль, – лишь промолвила она, но Дилан словно не слышал ее.
– Я понимаю, вам это кажется странным, – продолжил он с печальной улыбкой. – Но самое ужасное не в потере памяти, хотя это, поверьте, страшное состояние. Беда в том, что я оказался без семьи. Никто не в силах помочь мне вспомнить, помочь обрести мое прошлое, никто не скажет мне, кто я, не сможет собрать меня воедино из кусков, как и мою жизнь тоже. Тетя Розмари – последняя представительница нашего рода... Но она умерла. Теперь я один-одинешенек. – Он умолк, опустил голову и обхватил ее руками.
У Мэгги дрогнуло сердце.
– Это не так! У вас есть семья, – не выдержав, выкрикнула она, ибо больше не могла молчать.
Дилан вскинул голову и с удивлением посмотрел на нее.
– Что вы сказали? – переспросил он, глядя ей в глаза.
Мэгги облегченно вздохнула.
– Вы не одиноки. У вас есть семья, – уверенно промолвила она.
Дилан нахмурился.
– Я не совсем понимаю вас.
Мэгги, словно защищаясь, положила обе руки на живот.
– Этот ребенок... ребенок, которого я ношу, он ваш...
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сделав это признание, Мэгги тут же пожалела о сказанном. Челюсть Дилана отвисла, он смотрел на Мэгги так, будто прямо на его глазах у нее на лбу выросли рога.
– Вы это серьезно? – недоверчиво протянул Дилан.
Мэгги, еще какое-то мгновение назад сожалевшая о том, что сказала ему, почувствовала, что более не в состоянии слышать этот крик одинокой души. О последствиях она уже не думала.
Подавив вздох, она ощутила движение ребенка, будто он переместился чуть пониже.
– Я говорю серьезно, – тихо подтвердила Мэгги. Не без усилий встав с кресла, она подошла к окну и стала осторожно массировать те места, где, как ей казалось, малыш чувствовал какое-то неудобство.
– Но как это могло случиться? – Обескураженный Дилан тяжело откинулся на спинку кресла.
Мэгги, глядя на его недоуменное лицо, поняла, что он не поверил ей, и не винила его в этом.
Дилан почему-то внимательно разглядывал свои руки.
– Я... видите ли... для меня это... Я просто в шоке... – наконец растерянно вымолвил он. – Когда же... когда должен родиться ребенок?
– Двадцать второго июня, – ответила Мэгги. – Так, по крайней мере, полагает доктор. – Она принялась прохаживаться вдоль комнаты, в конце которой находился большой каменный камин.
Дилан медленно следил взглядом за каждым движением ее тела под просторным розовым с белым платьем для беременных.
Есть что-то прекрасное и даже сексуальное в женщине, ждущей ребенка... А эта женщина, если верить ее словам, носит под сердцем... его ребенка.
Он прерывисто вздохнул и почувствовал, как екнуло сердце от осознания огромности того, что ложится на его плечи.
Неужели он начисто забыл о том, как занимался с ней любовью? Забыл, что они были так близки, что она отдалась ему и их уста сливались в поцелуях, что их тела сплетались в страсти, лаская друг друга, – и все это во имя того, чтобы дать жизнь маленькому человеческому существу?
Дилан крепко зажмурился, пытаясь вспомнить хотя бы что-нибудь. Но вместо воспоминаний зияла черная дыра, провал, и этот провал был его прошлым, его жизнью.
Если быть честным, по-настоящему честным, он не имеет права ни отмолчаться, ни выбросить из головы ее слова. Женщина была искренна, так звучал ее голос. Он верил ей.
Дилан вдруг вспомнил ту теплоту, которую увидел в ее глазах, когда они столкнулись на тротуаре, а потом теплота сменилась странной настороженностью...
Но если она сказала правду и он действительно отец ребенка, то они оба несут ответственность, и разумно будет, если между ними установятся прежние отношения, какие, возможно, были у них до этого случая.
Однако, вернувшись недавно из госпиталя к себе в комнату, он не смог найти хотя бы какую-нибудь мелочь, вещицу, записку, которая напомнила бы ему о присутствии в его жизни женщины.
Что-то здесь не так.
Дилан вздохнул и закрыл лицо руками. Загадка покрытого мраком прошлого неожиданно повернулась к нему совершенно непредвиденной стороной.
Инстинктивное чутье и письма, найденные в почтовом ящике, невольно всколыхнули память лишь о Грейс-Харборе.
Нет, ситуация уже во многом помогла ему, а несколько часов пребывания в этом городе позволили сделать немало открытий, но, правда, не таких, как признание Мэгги, повергнувшее его в шок!
– Но вы помните хотя бы... что-нибудь? – Голос девушки прервал затянувшееся молчание.
Что-то похожее на улыбку тронуло губы Дилана, когда он покачал головой. Он встал и заходил по комнате.
– Хотелось бы верить тому, что вы сказали. – В голосе его была печаль. – Странно то, что, придя в себя и вернувшись из госпиталя, я, как оказалось, не забыл те обыденные дела, которыми занимается каждый человек, возвратившийся после долгой отлучки домой, все то, чему он научился в процессе своей жизни. Но от меня ускользает что-то другое, личное, мое прошлое, личные связи, то, кто я сам... Именно все это стерлось из памяти, исчезло... – Он внезапно остановился перед Мэгги. – Я растерялся... словно меня бросили в океан без всякой надежды на спасение. А мне остается лишь держать голову над водой, чтобы не захлебнуться...
