Александр Ермак - Записки озабоченного (Гормональный репортаж)
«Вторник-Соня, Среда-Игра, Четверг-заканчиваю статью „Чего боятся мужчины?“
Пятница-Соня, Суббота-Игра, Воскресенье-Соня, Понедельник-беру интервью для статьи об экономическом образовании (по своему отделу), Вторник-Игра.
Среда-Соня…»
Жизнь вновь усложнилась, насытилась, увлекла меня. Я расследовал двух прелестных созданий.
Соня… Мне было интересно, что нужно этой молодой и достаточно красивой девушке от меня. Дорогих удовольствий, как Маше?
Нет, Соня оказалась достаточно равнодушна к подобным утехам. Провоцируя, я сводил ее в ресторан. Потом мы катались с ней на теплоходе, и я спросил:
— Может, съездим за границу?
Но она ответила:
— Как хочешь.
Это «как хочешь» звучало каждый раз, когда я ей что-либо предлагал. Нет, она с удовольствием ходила со мной в кино, по выставкам, галереям. Но никогда никуда не напрашивалась.
Мы побывали в редакции (занес в отдел «Семья» готовую статью «Чего боятся мужчины?»). Соня вела себя очень скромно. Она определенно была не похожа на Машу.
Я долго не мог понять, чего же ей от меня надо. Просто нежности, понимания, ласки, как большинству нормальных людей? Да, конечно. Но, как оказалось, кое-чего еще. В одну из наших встреч Соня как-то вскользь упомянула, что ее всегда тянуло к парням постарше. И я тут же вспомнил, что она рассказывала про свою мать, вырастившую ее в одиночку. Соня никогда не видела отца. Но конечно же, как любой человек, хотела его иметь. И любить его. И получать от него заботу, ласку.
Да, она была согласна быть в постели любовницей. Но все остальное время ей хотелось ощущать себя любимой послушной дочкой. И когда мы шли с ней по улице под ручку, мне казалось, что Соня воображает себя рядом с отцом. Гордится им красивым, сильным, умным.
Было очень интересно наблюдать, как она засматривается на своих сверстников на улице, танцует с ними в клубах, даже флиртует. Но в постель возвращается ко мне. И лежа на моей руке, делится своими тайнами:
— Мне было пятнадцать, когда втюрилась в учителя химии. Смотрела на него все его уроки, не отворачиваясь. А он краснел, хоть и женатый был. На факультатив к нему записалась. Нас всего трое ходило. Всякие штуки смешивали и какую-то ерунду получали. Я не очень понимала, я из-за него ходила. А потом те другие как-то не пришли. И мы с ним вдвоем сидим в лаборатории. Объясняет что-то, ничего не понимаю. Он подсел, показывает. А у меня в голове все замутилась. Я его обняла сама и поцеловала. Свалились с ним на пол… А потом, потом он так испугался… Заставил меня бумагу написать, что все было по взаимному согласию… И больше у нас с ним ничего не было… А в институте мне один преподаватель понравился…
Соня жалась ко мне. И ревновала, казалось, ко всем женщинам планеты:
— Я видела у тебя в редакции много красивых женщин. А ты еще много получаешь писем?.. А почему ты так долго смотрел на ту блондинку за соседним столиком?.. Разве эта девица в телевизоре лучше?..
И мне было непонятно: ревнует Соня меня как отца или как любовника?
Я заметил, что и сам ее ревную к тем, о ком она рассказывает. Не к прошлому, но к настоящему и будущему. К ухлестывающим за ней сегодня однокурсникам, к ее завтрашним ухажерам. И тоже не мог сказать точно: ревную Соню как любовницу или как дочку, которую рано или поздно уведет из моего дома какой-нибудь лоботряс…
А вот с Игрой было все по-другому. Она оказалась вполне умудренной жизнью женщиной. Побывала дважды замужем. Сменила несколько женихов и работ в поисках интересных. Игра стремилась сделать свою жизнь увлекательной. Бежала от скуки, от серости, стремилась все превратить в игру.
Да, она вполне оправдывала свое имя Игра. Поначалу я думал, что это прозвище или «Ник», который она взяла себе для общения в интернете. Но оказывается, ее так действительно назвали родители:
— Они у меня оригиналы. Младшего братишку Мефистофелем окрестили. А я вот Игра Евгеньевна…
И мы с ней играли. Сначала — в знакомство. Договорились, что в семь вечера встретимся как бы невзначай у Большого театра, проведем ритуал заигрывания. Я выехал.
Она выслала мне фотографию, так что сразу узнал ее, как только подошла к оговоренной левой крайней колонне театра.
— На абордаж, — скомандовал я себе и двинулся навстречу.
Возле Игры остановился, спросил:
— Девушка, не подскажете который час?
Она пожала плечами:
— Не знаю, я без часов.
— А как пройти в библиотеку?
— Понятия не имею.
— А дважды два — четыре?
— Ну что вы ко мне привязались, молодой человек? Может вам еще сказать, как меня зовут?
— Извините, — отвесил я поклон и ретировался.
Игра права. Кто же так знакомится с недебильными девушками.
Раскинув мозгой, пошел на второй заход:
— Вы не хотите сходить сегодня в Большой?
— Нет. Я с незнакомыми людьми никуда не хожу.
Опять права. Ведь пойти куда-нибудь с кем-то, значит быть в какой-то степени обязанным этому человеку.
Что ж, делаю третий заход:
— Где ты была?
У нее округляются глаза:
— Кто вы?
— Я спрашиваю: где ты была?
— На каком основании вы… мне..?
— Перестань. Могла бы и немного повежливее. Я ждал тебя целую жизнь. Я мотался за тобой по всей стране. Мок под дождями, замерзал в снегах, жарился на солнце. И что — все ради того, чтоб наконец, настигнув тебя, услышать: кто вы, на каком основании? И это моя награда за верность?
Игра улыбнулась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в щеку:
— Вот твоя награда.
Я взял ее за руку:
— Идем.
Мы играли в прогулки. Шатались часами по улицам, болтая о всякой чепуховине. Читали как бы стихи:
«Идет-гудет зеленый шум,
Тебе — бум-бум и мне — бум-бум…»
«Я помню чудные колени, Передо мной лежала ты…»
Играли в провожание с маяньем у подъезда:
— Ну, я пошла?
— Ну, рано еще…
Потом играли в брачную ночь. И в первое утро молодоженов. И после тоже играли и играли.
Наши вечера в квартире Игры мы начинали со «жмурок». С помощью детской считалочки выясняли, кому водить. Завязывали ему глаза шелковым шарфиком и раскручивали. Если водящий поймает другого, то раздевает его. Если не поймает за пять минут, то выполняет желание с завязанными глазами.
В постели мы играли в «маслинку». Это, когда один кладет себе черную ягодку в пупок и потом, быстро напрягая мышцы живота, подбрасывает ее. Второй должен поймать маслинку губами. Получается очень занимательно.
В минуты обид и раздражения мы дрались на подушках. Конечно, я был сильнее. Но, разумеется, сдерживался и никогда не обрушивал на Игру всю свою мощь. А вот она не могла контролировать свои эмоции: в такие моменты приходила в полную ярость и изливала ее на меня в виде приличных тумаков. Но потом, когда Игра обессилевала, она безропотно отдавалась на милость победителя.