Джоанна Бак - Дочь Лебедя
— Ну-у, у меня еще все впереди. Дети — это для обычных девушек. У меня будут дети, но позже.
Я подумала о Феликсе. Я могу вернуться сюда через два месяца, с полненьким животиком, и сказать: «Папочка, я тебя послушалась».
— Нет, тебе нужно сделать это сейчас. Тогда, когда тебе будет тридцать пять, у тебя будет ребенок-подросток, и ты будешь молодой мамашей. Кроме того, ребенок будет сильным и здоровым и будет долго жить.
— Продолжай, мне нравится, как ты говоришь, — попросила я.
— Тебе нравится секс? — спросил он вдруг, не отводя взгляда от газеты. Как он может это спрашивать, когда я лежу в постели рядом с ним?
— Конечно, мне нравится заниматься сексом, — сказала я, чувствуя себя храброй и немного похолодев.
— Это приманка. Приятное занятие, чтобы люди занимались воспроизводством себе подобных. Это как подопытные мыши — вы даете им награду, и они будут делать все, что вы от них потребуете, чтобы получить ее еще и еще. Очень просто. Это придумал Бог! Единственно, чего он хотел, — это заселить планету.
— Я не знала, что ты веришь в Бога!
— Может, я в него и не верю, но я внимательно прислушиваюсь к нему.
Желтая полоска блестела на ковре, на розовом бархатном кресле, где лежал клетчатый халат отца. Мне бы хотелось подарить Феликсу такой халат, и еще рубашку, часы, запонки, кольцо.
«Может, я смогу это сделать, у меня же есть еще время», — подумала я.
Отец внимательно посмотрел на меня.
— Кто-то все планирует. Мы можем назвать его — Бог.
— Ну а как насчет любви?
— Любовь может быть тут или там, чтобы делать детей и мечтать. Когда вы произведете свое потомство, вы можете начать мечтать.
— Но мечты должны куда-нибудь вести, разве я не права?
— Мечты просто существуют. Они выражают самое себя. Идеал того, что может быть. Но ты знаешь, что он становится грубой имитацией в повседневной жизни?! Начни вместе жить с мужчиной, в которого влюблена, и ты через некоторое время будешь видеть у него на подбородке засохший желток, и от него будет нести луком.
— Но это же ужасно!
— Поэтому ты должна рожать детей. От них идет что-то такое… что ты не будешь обращать внимания на засохший желток на подбородке твоего мужа…
— Но это же карикатура! Папа, скажи мне, что любовь совсем не такая.
— Раз мы затеяли такой серьезный и утомительный разговор, пожалуйста, прислушайся к моим словам. Существует цель, которой мы никогда не сможем добиться. Она всегда будет маячить впереди, и мы не сможем дотянуться до нее. Но мы также будем кое-что иметь при себе. Но то, что будет у нас всегда, будет таким, как будто мы его купили на распродаже.
— Поэтому ты так хотел заполучить эту этрусскую пару?..
— Да, я мечтал о совершенстве, но кончил тем, что продаю головы глиняных божков, — ответил отец.
Вошел Нгуен с кофе и тостами. Отец вдруг сменил доверительный тон на формальный.
— Прости меня, мне нужно позвонить, — сказал он и встал с постели.
Я намазала маслом тост и ждала, когда он вернется с телефонной книжкой и снова сядет на кровать, но он вышел из комнаты, а я подумала: «Почему?» Я села по-турецки и начала разглядывать комиксы в газете.
Тост и «Геральд Трибюн». Туфли стоят на полу. Как будто я никогда не уезжала отсюда.
Вошел Мишель, он был уже одет.
— Привет! У тебя появилась новая привычка?
— Я еще не вернулась, я только пришла навестить вас, — ответила я.
— Оставайся. Чем больше нас, тем веселее, — заметил он и наклонился, чтобы поцеловать меня. — Ну и что тебе сказал Джекоб?
— У нас была лекция по философии, много философии, и все о любви.
— Да, у него уже давно такой настрой. Мне кажется, что это возраст. Он говорил о невозможности любви?
— Откуда ты знаешь, Мишель?!
— Я же сказал тебе, он постоянно говорит об этом в последнее время. Где «Фигаро»?
— Я не знаю, я здесь не живу. И давно уже у него такое настроение?..
Мишель сел рядом со мной.
— Твой отец стал таким с тех пор… с тех пор как… — Неожиданно у него на глазах показались слезы.
— С тех пор, как умерла Джулия?
Мишель уставился себе под ноги.
— Флоренс, это не единственная причина. Да, это началось примерно в то время.
Секрет. «Не спрашивай!» — говорил мне голос.
— Мишель, — сказала я. — Ты должен рассказать мне. Я уже взрослая, и ты должен мне все сказать!
Я притянула его к себе и попыталась пощекотать.
— Ты очень взрослая, — сказал он, сев.
— Посмотри, как светит солнце и как оно сияет здесь на ковре.
Я прошептала ему в ухо:
— Мне нужно знать, расскажи мне.
— Ничего страшного. Просто фантазия, которая скоро пройдет.
— Юноша?
— Это случается время от времени со всеми нами. Только, чтобы провести время.
— Он влюбился? В мальчика?
Мишель промолчал.
«Если с ним такое случается, когда ему почти пятьдесят, то что же говорить обо мне», — подумала я.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказал Мишель. — Кстати, где он?
Я поняла, почему отец вышел из комнаты.
— Я не знаю, — сказала я, потом потянула Мишеля за руку.
— Я тоже влюбилась, Мишель, и это ужасно!
— Это мальчик или девочка? — спросил он.
— Почему ты думаешь что это девушка?
Мишель нежно погладил меня по голове.
— Это вполне нормально! Иногда девушки влюбляются друг в друга.
— Нет, это мужчина!
— Старый? — спросил Мишель.
— Почти тридцать, немного староват, но я не знаю, любит ли он меня.
— Ты никогда не будешь знать этого, пока не станет слишком поздно.
— Мне кажется, что у нас с ним все кончено, — сказала я.
— Так бывает в самом начале. Мне нужно идти на работу, — сказал он вставая.
— Правда? — спросила я. — Не уходи.
Я вдруг почувствовала себя, как Сильви — кокетливая, мягкая, обволакивающая, ленивая, и мне все надоело.
— А ты хорошенькая!
Я посмотрела на себя в зеркало.
— Ты считаешь меня хорошенькой?
— Если бы мне было почти тридцать, я бы бешено влюбился в тебя, — ответил Мишель и поцеловал меня в ухо. — Приходи в магазин, если тебе будет нечего делать. Ты помогла бы мне. — Я высунула язык. — Через несколько недель ты увидишь эту этрусскую парочку.
— Мне казалось, что ты был против? — сказала я.
— Но она так хороша! Я только надеюсь, что это приобретение не засадит Джекоба в тюрьму.
Я засмеялась.
Когда ушел Мишель, я вынула из кармана клочок бумаги с телефоном и проползла по постели на коленях, взяв трубку.
— Где ты был? — спрашивал мой отец.
Я также услышала, как кто-то перевел дыхание на другом конце линии. Я похолодела. Я понимала, что не следует слушать, но знала, что все равно буду это делать. И мой отец знал об этом, потому что я услышала:
