Лора Брантуэйт - Рождественская история
Возвращаться в агентство и признаваться Миранде, что она потеряла клиента, Патриция не собиралась. Нужно в нору. Отсидеться, зализать раны, может быть, решить что-то…
Патриция добралась до дома через сорок минут. Она напилась успокоительного, чтобы дрожь прекратилась. Зачем? Зачем он снова появился на пороге ее жизни? В Вашингтоне сотни риелторских агентств! Он нашел ее, встретился с ней — и все, чтобы унизить? Или еще раз ткнуть проштрафившегося щенка носом в лужу?
Упрек во лжи она бы еще снесла. Заслужила. Хотя это и не его, собственно, дело. Но в грязном сексе… Ведь даже свидетель есть!
Представив, что снова увидит Дитриха, Патриция содрогнулась.
Стоп. Есть идея.
— Миранда, золото мое… — Патриция щелкнула зажигалкой. — Отправьте этот пакет мистеру Уайзу. Я хочу, чтобы он получил это как можно скорее.
— Вы курите? — изумилась Миранда.
— Сегодня — да, разве не видно?
— Извините. Только мистер Уайз не оставил координат.
— Ну, Миранда, вы же хороший секретарь, правильно?
Патриция закрыла за собой дверь офиса. Подошла к столу, извлекла с верхней полки пепельницу. Сегодня можно. Раз уж не помогают ни успокоительные, ни сладкий «белый» кофе, ни аутотренинг. Этот узел развяжется. Отношения закончатся. Хватит.
На пакете, который остался лежать на столе у Миранды, красным фломастером было написано: «Подавись, мистер умник!». Миранда с недоумением посмотрела Патриции вслед.
Он приехал через два часа, видимо, как только получил пакет. Солнце уже клонилось к закату. Патриция планировала работать сегодня в офисе допоздна и отпустить Миранду пораньше, чтобы побыть одной и сосредоточиться… на чем-нибудь кроме личной драмы.
— Патриция? — Голос Миранды в интеркоме звучал очень неуверенно.
— Да.
— Мистер Уайз хочет вас видеть.
— Пусть заходит. До завтра, Миранда.
Патриция сидела за рабочим столом, скрестив руки на груди.
Эрик был бледен, но глаза его блестели.
— Это правда? — Он поднял большой конверт, который держал в правой руке.
Патриция отвернулась.
Он в пару шагов преодолел расстояние до ее рабочего стола.
— Это правда? — повторил он.
— Разве мой ответ что-то значит? — Она вскинула голову. — Ответ лгуньи, которая неделю разыгрывала представление для родителей и брата?
— Ты с ним не спала?
— Не спала, — с вызовом ответила Патриция. — Что, теперь попросишь прощения?
— Да. — Он подошел к столу вплотную. Помолчал. — За все. С самого начала. За то, что не понял тебя. За то, что злился на твою холодность. За то, что возненавидел этого парня. За то, что узнал ваш секрет. За то, что осудил тебя. За то, что не разобрался. За то, что отпустил тебя…
Патриция слушала, и сердце ее билось быстрее с каждым «за то».
— Прости. И… что не сказал тебе самого главного.
Она вопросительно подняла брови, но щеки ее уже пылали.
— Я люблю тебя, Патриция.
Патриция и не знала, что для счастья ей нужны были только эти четыре слова — и поцелуй. Именно такой, какой мог подарить ей Эрик — пылкий, долгий, глубокий и томный.
Конечно, любишь. И я люблю тебя. И мы научимся, обязательно научимся понимать друг друга. И исправим все ошибки. И пошлем к черту все заблуждения. И напишем самую красивую историю любви о самом нелепом Рождестве на свете! — думала Патриция этим вечером, точнее глубокой ночью, засыпая наконец в объятиях Эрика. А еще она думала о том, что нашла самого нежного в своей страсти любовника. И что дом они будут выбирать вместе. И что их дети будут очень красивые…
И что нужно оставить сообщение Миранде, потому что завтра она ни за что на свете не пойдет на работу…
