Дениза Алистер - Маленькая птичка
16
В церкви было прохладно, в воздухе стоял аромат ладана, все освещение составляли только несколько свечей, укрепленных на железном ободе. Оливия остановилась, прислушиваясь к тишине и всматриваясь в полумрак. Сердце ее еще продолжало колотиться, руки и ноги дрожали. Равномерное мерцание свечей успокаивало, звало к себе, сулило покой и утешение. Она взяла свечу из стопки, лежащей рядом с горящими свечами, и зажгла ее.
— Пресвятая Богородица, — молилась она, преклонив колена на холодный каменный пол, — прошу тебя, помоги! До сих пор ты помогала мне, пожалуйста, помоги еще раз! Не забирай его от меня. Я люблю его. Я так отчаянно люблю его. — Слезы катились по ее лицу и падали на ее сложенные в молитве руки. Больше она ничего не смогла сказать, кроме: «Спасибо тебе за то, что ты меня охраняешь».
Успокоившись, она подошла к алтарю и, опершись о стену, встала рядом с крошечной лампадкой, висевшей в воздухе, словно путеводная звезда. После всего, что произошло, было трудно поверить, что она наконец-то в безопасности. Демоны страха не оставляли ее, продолжая терзать, не проходили опасения, что капитан должен броситься на поиски, что он предупредит мастера Толланда, и что вместе они непременно найдут ее и заставят сказать, где спрятанные вещи.
Она опустилась на ступени алтаря. Я все равно больше ничего не могу сделать до утра, устало подумала она, поплотнее завернулась в грубый плащ, слишком измученная, чтобы обращать внимание на его дурной запах, и легла на ступеньки. Ей никак не удавалось заснуть, сон то налетал, разворачивая перед ней калейдоскоп лиц и бессмысленностей, то грубо возвращал ее в холодную темноту ночи, заставляя дрожать от страха. Время остановилось, и мир исчез.
Внезапно она вздрогнула и села. Был ли на самом деле этот звук, или ей послышалось? Прислонившись к холодной каменной стене, она напряженно ждала. Нет, ей не послышалось! Это был стук копыт. Значит, уже рассвело? Нет, не рассвело. Она посмотрела наверх, но не увидела в окне полосы света, только слабые отблески факелов танцевали на стенах. Напрягшись всем телом, она прислушивалась. Звучали мужские голоса и цоканье копыт на вымощенном плитами церковном дворе. Это погоня! Они пришли за ней и за вещами. Мастер Толланд или капитан, или… или все-таки это — Лоуренс? Может ли это быть?
Звуки приближались, и она еще сильнее вжалась в стену, надеясь, что серый цвет плаща сделает ее невидимой для преследователей, и что они не услышат, как гулко бьется ее сердце. Раздался звук открываемой двери, затем послышались голоса, и все вокруг осветилось факелами. Оливия замерла, едва дыша, стуча зубами от страха, холода и боли в разбитом теле. Голоса все ближе, все громче, топот ног слышался теперь со всех сторон. Факелоносец подошел к ступеням алтаря и медленно повел факелом из стороны в сторону. Оливия увидела блеск золотой монограммы на его груди, а потом в глаза ей бросилось зеленое и золотое. Она охнула, и факелоносец замер.
— Ш-ш-ш! Тихо!
Шум прекратился, и человек поднес к ней свой факел, осветивший ее сжавшееся в комочек тело и расширенные от ужаса глаза, взгляд которых был прикован к стене.
— Сэр! Сюда!
Она услышала топот бегущих ног, потом голос с надрывом выкрикнул ее имя, и наконец появилась знакомая родная фигура, освещенная факелом. Это был он, его голос, его руки! Она не помнила, как оказалась в его объятиях. Лоуренс прижимал ее к груди и качал, словно младенца, из горла его рвались рыдания, и он целовал ее торопливо и жадно. Она слышала рыдания и не знала, чьи это слезы — его или ее, потому что они слились в такой мучительной гармонии, что факелоносец отвернулся, жестом останавливая людей, которые рвались к ним.
— Лоуренс… — прошептала она.
— Моя любимая. Моя единственная. Моя маленькая птичка… Теперь все будет хорошо, ты в безопасности. Они сделали тебе очень больно?
— Нет, не очень. Лоуренс, родной мой. Это, правда, ты? Ты мне не снишься?
— Любимая моя… Я люблю тебя. Я так люблю тебя! Это не сон. — Его губы зарывались в ее волосы, он покрывал поцелуями ее щеки, губы, постанывая от счастья. — Пойдем, родная. Мы едем домой.
Домой… Оливии казалось, что ее сердце сейчас разорвется от счастья. Его нежность, слова любви, его радость, оттого что нашел ее, его сильные руки — все мучения стоили одного этого мгновения! Он поднял ее на руки и, крепко прижимая к груди, понес мимо расступившихся слуг. Они вышли из церкви. На востоке уже появились первые лучи света.
В этот момент к ним подъехал Арчибальд и радостно заключил Оливию и Лоуренса в свои медвежьи объятья. Он обменялся с Лоуренсом несколькими словами, из которых Оливия уловила одно только слово — «облачение» — напомнившее ей о главной причине, из-за которой все и случилось. Оглушенная страшными переживаниями последних суток, счастливым избавлением и встречей с обожаемым супругом, она совершенно забыла об этой причине.
— Лоуренс! Послушай. Облачение…
— Не думай об этом, любимая. Это все не важно.
— Лоуренс, я знаю, где вещи!
Мужчины с недоверчивым изумлением посмотрели на нее. Не бредит ли она?
— Ты знаешь?
— Да, — улыбнулась она. — Ты бы ни за что не догадался. Они в ящике для костюмов под передней осью повозки, с которой гильдия торговцев шелками и бархатом представляла свою мистерию.
Нет, она точно бредит. Нахмурившись, Лоуренс и Арчибальд посмотрели друг на друга.
— Милая…
— Да нет же, они там! Арчибальд, посмотри под повозкой вашей гильдии, той, что застряла на углу у моста. В ящике для костюмов ты найдешь большой сверток. Там все вещи.
— Хорошо, — ответил Арчибальд уже совсем другим тоном. — Мы отправимся сейчас же, нам надо успеть до того, как они все разберут. За мной!
Арчибальд и еще несколько человек исчезли в предрассветных сумерках, а Лоуренс остался с ней, все еще терзаемый множеством вопросов. Оливия решила, что сейчас не время вдаваться в подробности, и что она все объяснит позже.
А сейчас они ехали домой. Она сидела перед Лоуренсом на луке седла, укутанная в теплый плащ, и он крепко прижимал ее к своей груди. Она чувствовала под собой движение могучего Негра, по телу разливались тепло и сладостное ощущение безопасности. Это и есть счастье, подумала она. Сидеть вот так, в кольце его сильных рук, прижавшись к его телу… И он сказал, что любит ее. Да, это и есть счастье.
Лоуренс опустил глаза и угрюмо взглянул на жену, так сильно прижав ее к себе, что она даже поморщилась.
— Они не обидели тебя, родная? Если этот мерзавец что-нибудь тебе сделал, я убью его!
Его взгляд был таким суровым, что Оливия ни на минуту не усомнилась, что так и будет. Она предпочла не углубляться в эту тему, и весь оставшийся путь по городу наслаждалась тем, что полулежала в его руках, чувствуя прикосновение его бороды к своему лбу. Пусть это будет началом ее новой жизни.
