Луиза Дегранж - Фантом страсти, или Шестьдесят оттенков синего
– Смотри.
Диана подчинилась голосу, в котором все еще звучала досада.
– Смотри: здесь все готово для убийства.
– Кого?
– Тебя, Крошка, тебя.
– Так он что – хирург-садист?
– Нет: всего лишь пожилой джентльмен, старающийся продлить свою жизнь посредством трансплантации более молодых органов.
– Так вот почему этот гад трахался в ночной рубашке!
Диана, превратившаяся из жены Томаса Джона Крейга-младшего в потенциальную жертву Синей Бороды, вошла в операционную.
– Чтобы не показывать шрамы от предыдущих пересадок!
– Минуточку.
Ральф – не призрак, человек – для большей убедительности врубил операционный рефлектор, состоящий из дюжины ярких светильников.
– Любуйся.
Сдвоенное хирургическое ложе, накрытое широкой синей простыней, напоминало супружескую кровать, готовую к первой брачной ночи.
– Вот место для донора.
– Где?
– Справа.
– Значит, для меня?
– Разумеется.
– Ужас!
– Ну, а слева – для реципиента.
– Моего То…
Диана так и не смогла произнести имя коварного пожилого джентльмена, придумавшего весьма оригинальный способ использования собственных жен как источник запасных частей.
Она никогда не бывала в операционной ни в качестве пациента, ни, тем более, в качестве объекта этого жуткого, кровавого и смертельно опасного процесса.
Она даже не смотрела фильмы про то, как вскрывают, кромсают, зашивают.
И стоило в читаемом романе появиться хотя бы намеку на возможное хирургическое вмешательство, как злополучная книга отправлялась прямиком в мусорный контейнер.
Зато ее покойная мамочка знала назубок название каждого инструмента, предназначенного для кровавого действа. И с раннего детства пугала Диану мудреными жуткими названиями.
Впечатлительная юная особа вдруг четко и весьма осязаемо представила, как ее беспомощное, распластанное под ярким рефлектором тело подвергается хирургическому вмешательству.
Набрасывается стая гибких змееподобных кусачих проводов!
Впивается орда шприцев!
Зонды проникают в естественные отверстия – и в нос, и в рот, и в ухо, и гораздо ниже!
Ретрактор фиксирует язык.
А потом – ланцет!
Следом – холодный скальпель.
Пила занимается ребрами.
Цанги разбирают сосуды.
Экстракторы зачищают вены…
Диана закрыла глаза, чтобы не видеть этой бликующей и сияющей армады.
Искусственное сердце, не умеющее любить.
Искусственные легкие, не знающие учащенного ритма страсти.
Искусственные почки, равнодушные ко всему.
Искусственная печень, не подсаженная алкоголем.
Искусственный мозг, избавленный от страха смерти.
Диана начала медленно и ватно опускаться на кафельный пол.
Но Ральф – не призрак, человек – успел подхватить давно желанное тело, приготовленное для выемки такого здорового, такого великолепного, такого добротного сердца…
12. Акты без антракта
Диана крепко зажмурилась от невыносимо яркого хирургического света.
– Как в театре, – сказала она тихо.
– Где, где?
– В театре, на сцене.
– В принципе – похоже.
– Еще бы… Как в трагедии… Этого, ну…
– Софокла?
– Сам ты свекла!
– Эсхила?
– Пила и буду пить.
Диана еще крепче обвила шею гида по местам возможной смерти.
– Виски, ты понял? Неразбавленное и даже безо льда.
Ральф – не призрак, человек – положил разговорившуюся жертву старого маньяка на операционный стол.
– Ага, вспомнила.
– Автора трагедии?
– Нет, комедии. Там еще ради смеха афроамериканец в костюме венецианского дожа в финале изящно душит собственную жену, причем совершенно невинную, то есть не виноватую.
– Зал, наверное, валялся от смеха.
– Ага, умирал от хохота.
– И долго он ее душил?
– Достаточно… Э, парень! Ты что делаешь?
– Как что? Раздеваю.
– Кого?
– Тебя, Крошка, тебя.
– Ну, если тебе нравится, – пожалуйста.
– Спасибо.
Ральф – не призрак, человек – действовал умело и споро.
Халат незадачливой владелицы замка плавненько спланировал на монитор, фиксирующий наполнение пульса.
Диана, позволяя оголять себя, продолжала странные речи:
– Да, это явно не кладбище.
– Почти.
– И не могила.
– Лучше скажи: подиум смерти.
– А я так мечтала о могиле.
– Крошка, ты шутишь?
Ральф – не призрак, человек – продолжал свое истинно мужское дело.
– Шутишь?
Лифчик, совершая затяжной кульбит, улетел к анестезионным приборам и застыл на латунном вентиле без всякого наркоза – и общего, и местного.
– Нисколечко.
– Да, мы все там будем, но зачем о могиле-то мечтать, пусть и самой роскошной?
Ральф – не призрак, человек – весьма деликатно принялся за алые розочки на голубом фоне.
– Это же не машина, не квартира!
Трусики, оказывая достойное сопротивление, нехотя сползли до колен.
– И даже не бунгало на тропическом острове.
Диана откровенно хохотнула, не боясь обидеть секретного агента.
– Нет, ты хоть и мойщик надгробий, но в могилах совсем не разбираешься.
– Я приводил в порядок гранит всего две недели, пока дожидался…
Трусики скатались на голенях в тугой валик.
– Меня?
– Нет, контакта похитителя органов с будущей жертвой.
– Ты можешь действовать поэнергичней?
– Могу.
– Тебе же не пятьсот лет.
– Всего тридцать один.
– И ты еще не научился раздевать женщин.
– Я привык, что они делают это сами.
– Лентяй.
Диана взбрыкнула ногами, чтобы помочь неопытному агенту получить в качестве главного приза алые розочки.
– А я еще хотела, чтобы ты, парень, трахнул меня на могиле.
– Странное желание.
– На могиле покойной мамочки.
– Зов предков?
– Трахнул по-настоящему, а не как…
Диана снова не смогла произнести отвратное и подлое имя.
– Синяя Борода!
– Вот именно.
Ральф – не призрак, человек – наконец-то швырнул неподдающиеся трусики на контейнер для хранения запасов донорской крови.
– Но я – не он.
– Надеюсь.
– А операционный стол ничем не хуже могилы.
– Ты уверен?
Но Диане не хватало элементарной романтики, которую так подробно и живо подают в любовных штампованных опусах.
– Ну, ты, парень, хоть поцеловал бы меня для приличия.
Ральф – не призрак, человек – прервав стаскивание чужого халата где-то на локтях, отыскал губы приготовленной к закланию донорши.
Диана, не раздумывая, пустила в ход язык и с удовлетворением отметила ответные действия разошедшегося партнера.
Теперь ясно, почему жены заводят любовников.
Ральф – не призрак, человек – прервал глубокий поцелуй только после того, как языки основательно познакомились.
