Линн Хэммонн - «Голубой блюз»
– Сейчас мы сделаем так: ты возьмешь спатифилиум и плакучую фигу, а я папоротники и золотой потес. За второй раз мы перенесем все остальное.
Флеминг по-прежнему молчал. Глаза его сделались твердыми и заблестели, как обсидиан, губы сжались. Это было плохим знаком. Надо успеть перенести растения до того, как гнев его выплеснется наружу.
Ни слова не говоря, Дик наклонился, схватил одной рукой спатифилиум, другой – фигу и направился к двери. Долли молча взяла папоротники и потес и вышла за ним. Друг за другом они пошли через укутанную туманом лужайку к коттеджу нового жильца. Никто из них не проронил ни слова, боясь ненароком разорвать ту тоненькую, дрожащую от напряжения нить, которая пока еще тянулась между ними.
Молча они принесли в дом и вторую партию растений, молча расставили их по местам. Приподнявшись на цыпочки, Долли повесила на крючок, вбитый в стену еще предыдущим жильцом, декоративную корзину с папоротником. Работа была завершена.
Нарочито громким, жизнерадостным голосом Долли провозгласила:
– Ну вот, теперь совсем другое дело! – и пошла к двери.
– Ты права, черт возьми... – процедил Дик сквозь зубы.
В три шага он настиг ее, схватил за плечо и развернул к себе. Обычно такое красивое лицо сейчас искажал гнев.
– Долли, как ты смеешь обходиться со мной как с каким-нибудь безразличным тебе клиентом?!
Женщина постаралась отвечать спокойно, хотя внутри у нее все кипело.
– А как я, по-твоему, должна к тебе обращаться? Ты и есть мой клиент.
– Вот как? Я все-таки надеялся, что означаю для тебя нечто большее... Хотя бы другом ты не можешь меня назвать? – выдавил из себя Дик.
– Могу – соседом, если хочешь, – ответила Долли, сама удивившись своему хладнокровию. – Ты бы предпочел, чтобы я тебя называла любовником?
– Тогда уж лучше – любовником! Не вижу ничего унизительного в этом слове!
Флеминг вдруг схватил ее за плечи и стал трясти, весь дрожа от негодования.
– Посмотри мне в глаза! Ты не можешь этого отрицать! И не пытайся убедить меня в том, что тебе не было хорошо со мной!
Губы Долли искривились от боли, молнией пронзившей все ее тело.
– Ну, что же, Дик, я отвечу тебе. Да, мне было с тобой очень хорошо, но это не главное, и ты это знаешь. – Она сжалась словно перед прыжком, и глаза ее вспыхнули. – Я не могу быть тебе просто соседкой-любовницей! Мы зашли слишком далеко. Все это оказалось слишком серьезно, и я не хочу...
– Это все выдумки! Проблема в том, что ты любила своего мужа и потеряла его, а теперь ты боишься полюбить другого мужчину.
– Нет, дорогой, ты не хочешь меня понять! – Голос Долли задрожал, и внезапно она осознала, что кричит. – Дело вовсе не в моем муже!
– Тогда о чем ты говоришь?! – закричал в ответ Дик.
Долли почувствовала, что слезы подступили к самым глазам и вот-вот прольются. Не могла же она сказать ему, что боится просто не пережить разлуки с ним...
– Я ничего не буду тебе объяснять. Если можешь, считай, что меня для тебя больше не существует!
Долли проскользнула мимо него и выбежала на улицу, хлопнув дверью.
Она бежала через лужайку и глотала злые слезы. Как больно! Но именно так и следовало поступить. Они должны забыть друг о друге: слишком далеко зашла эта опасная игра, слишком тяжелыми для нее могут быть последствия! А ведь он не способен ни на что, кроме такой вот короткой любовной игры... Надо забыть о нем! Прямо сейчас, с этого самого мгновения!
Прошло еще два дня. Все это время Дороти тщательно избегала встреч с Флемингом, и это ей удавалось. Дни ее были свободны от его присутствия, чего нельзя сказать о ночах. Дик снился ей ночи напролет. Вот и в среду, глубокой ночью, ей снился сон про него – греховный, сладкий сон, заполненный самыми упоительными переживаниями. Долли внезапно проснулась от ощущения, что кровать под ней ходит ходуном. Медленно и с неохотой открыв глаза, она увидела Кэрол, которая изо всех сил трясла ее за плечо.
– Мама, вставай! – тревожно говорила Кэрол. – Клод пропал! Меня разбудил Ральф: он пришел ко мне в комнату и стал тащить куда-то на улицу. Я пошла за ним, а когда проходила мимо комнаты Клода, увидела, что там горит свет. Я заглянула, но Клода там не было! Я не знаю, куда он ушел, но Ральф рвется его искать.
Только этого не хватало! Мать резко села и, взглянув на светящийся циферблат настольных часов, воскликнула:
– Господи, час ночи! Куда он мог уйти в такое время?!
Кэрол всплеснула руками.
– Ума не приложу!
Долли подошла к окну, посмотрела на дорогу. Что-то было не так, но спросонок она никак не могла понять, что именно. Внезапно ее осенило: машины Флеминга не было на обычном месте.
– Кэрол, джип соседа не стоит возле дома. Ты не слышала, когда он уехал?
Дочь покачала головой. Долли отошла от окна, включила ночник и позвонила в полицию. Через несколько секунд она уже беседовала с лейтенантом Реслингом.
– Да, мэм. Красный джип мы обнаружили в конце Фостер роуд. Не похоже, чтобы его бросили. Нет, никто из жителей острова не заявлял об угоне.
Долли швырнула трубку и с горящими от злости и тревоги глазами принялась натягивать одежду.
– Я поеду узнать, что случилось, а ты, Кэрол, оставайся дома. Присмотришь за Китти.
Кэрол упрямо вскинула подбородок.
– Нет, мама. Я поеду с тобой. Я могу тебе понадобиться! Китти тоже можно захватить.
Мать была слишком взволнована, чтобы настаивать на своем; пришлось взять и младшую дочь.
Через несколько минут Долли, Кэрол и полусонная Китти уже катили в старом фургончике по залитой лунным светом дороге. Долли уговаривала себя не поддаваться панике. Этот ученый безумец, наверное, поделился с мальчишкой своими очередными идиотскими планами ночной рыбалки или ночного купания, и Клод напросился с ним. Она свернула на Фостер роуд, проскочила мимо густых зарослей жимолости, словно утопавших в кружевной пене, мимо клумб с роскошными тигровыми лилиями и вскоре заехала в рощу, где росли карии, дубы и сосны.
Проехав по ухабам и корням, Долли свернула на лесную тропинку и остановилась, глубоко вздохнув: джип Дика был здесь, припаркован под раскидистой сосной. Вместе с девочками она выскочила из фургончика и пошла по узкой тропинке, петляющей между дюнами, к океану. Взглянув налево, она замерла от удивления. Среди высоких, поросших седоватой травой дюн она увидела невесть откуда взявшуюся лестницу, ведущую на маленькую площадку. Все сооружение сильно напоминало эшафот. На площадке стояла маленькая одинокая фигурка и в бинокль смотрела на раскинувшийся внизу океан, мерцающий в лунном свете.
Перед глазами Долли тут же замелькали жуткие картины: вот Дик с Клодом заходят в океан и плывут вдаль от берега. Внезапно сын выбивается из сил и пропадает в пучине. Дик не может его найти и влезает на площадку, чтобы посмотреть в бинокль... Сердце матери сжалось в ледяных тисках страха. По щиколотку увязая в белом песке, они побежали к берегу. Испуганный взгляд женщины метался вдоль дугообразной линии прибоя. Еще немного, и сердце ее остановится. Пляж был пуст, если не считать нескольких мужчин, столпившихся у палатки, и еще нескольких, с фонарями обшаривающих пляж.
