Розмари Полок - Песни над облаками
Графиня только покачала головой:
— О, Канди, не глупи!
Канди была одна в своей комнате, когда взошло солнце. Стоя у окна, она видела, как безбрежная чернота озера постепенно превращалась в расплавленное серебро, а вершины окружающих гор — в золото.
Сразу же после легкого завтрака они отправились на такси в клинику. Поездка по берегу озера оказалась захватывающей, и при других обстоятельствах Канди оценила бы это зрелище по достоинству, но с тех пор, как она прибыла сюда, вся ужасная правда того, что происходит, нахлынула на нее с такой силой и почти физической тяжестью, что ее сердце совсем окаменело. Канди не чувствовала теперь ни уверенности, ни надежды… не могла чувствовать ничего, кроме отчаяния, такого же мрачного, как и это широкое пространство озера перед ней, которого не коснулось солнце.
Клиника оказалась длинным зданием с белыми стенами, окруженным со всех сторон аккуратными лужайками в английском стиле и зарослями серебристых берез. Для медицинского заведения оно было невероятно красивым, и Канди при взгляде на него должна была признаться себе, что немного воодушевилась. Возможно, в таком прекрасном окружении… Кроме того, швейцарские доктора считаются очень искусными… Но она не осмеливалась довести свои мысли до логического завершения.
Они были приняты персоналом с интересом и большим уважением, тем более что граф ди Лукка, проведя хорошо ночь, этим утром выглядел вполне внушительно. Им сообщили, что операция запланирована на завтра, а пока…
Очень скоро Анна и ее деверь направились наверх для консультации с главными специалистами, а Канди, оставшись одна, побрела в сад. Сначала она удивилась, что в нем абсолютно нет цветов, затем вспомнила, что на дворе февраль. Конечно, не может быть цветов! Она подумала о белых розах, стоящих в ее номере в отеле, и глаза девушки наполнились слезами.
— О, Микеле…
Прошло, казалось, много времени, прежде чем к ней присоединились остальные. Было очевидно, что Анна плакала. Но она улыбнулась Канди:
— Поднимись повидаться с ним, cara. Он спрашивал о тебе. Тебя проводят наверх.
Внутри тихого, залитого ярким светом здания спокойная сестра в униформе и накрахмаленной белой шапочке проводила девушку в лифт, затем повела по длинному коридору в дальнее крыло. Канди совсем не нервничала, как будто нервы у нее иссякли. Она не ожидала, что Микеле пошлет за ней… она не знала почему, но ей и в голову не приходило, что он захочет видеть постороннего, как она, человека.
Палата Микеле была, очевидно, одной из лучших, которую могло предложить это заведение, и Канди, нерешительно войдя следом за сестрой в дверь, была почти ослеплена резкостью солнечного света, льющегося через широкие окна. На первый взгляд комната больше напомнила ей номер роскошного отеля, чем больничную палату, но затем ее взгляд остановился на аккуратной узкой кровати с висящей на ней табличкой и на сияющем оборудовании рядом с ней, и что-то перевернулось в ее сердце.
Постель была застелена, и ничто, как заметила Канди, не указывало на присутствие пациента, но сестра, улыбнувшись, жестом указала на балкон.
— Он там, мадемуазель. — И отступила в сторону.
Канди прошла на балкон. Микеле сидел в большом плетеном кресле, созерцая величественную панораму озера и гор, расстилающуюся перед ним, как театральный задник, и, увидев его, она ощутила легкую волну облегчения — он выглядел нормальным, полностью похожим на себя… Канди не знала, какого рода изменения она предполагала увидеть в нем за столь небольшой интервал времени, но чего-то такого все-таки ожидала. Однако Микеле выглядел почти таким же, как и в тот последний вечер в октябре, когда она открыла дверь гостиной в Грейт-Минчеме, а он сидел там и играл на рояле.
Теперь ей стало понятно то выражение его глаз, которое ее тогда так озадачило, — это была меланхолическая отрешенность, в которую пустило корни полное отчаяние.
Канди двигалась так тихо, что несколько секунд граф даже не подозревал о ее присутствии. Затем он поднял глаза, и выражение его лица напугало девушку, заставив учащенно забиться ее пульс.
— Кандида! — Он встал.
— Как… как вы? — запинаясь, спросила она.
Микеле не ответил, он просто продолжал смотреть на нее так, что она засмущалась.
— Кандида, — наконец произнес он, — я не ожидал, что вы сюда приедете.
Не зная, что сказать, она в отчаянии пробормотала:
— Графиня попросила меня поехать с ней. Со… составить ей компанию.
И голос, и выражение его лица немедленно изменились.
— Да… конечно. — Граф указал ей на кресло рядом с его собственным, и она с благодарностью села. — Ну, как все прошло прошлым вечером? Мама сказала, что вы имели огромный успех.
— Это очень мило с ее стороны. Думаю, все прошло достаточно хорошо.
— Как мне хотелось быть там… — тихо произнес он.
«Мне тоже», — хотелось ей сказать, но если бы у нее и хватило духу в этом признаться, слова все равно не вышли бы из горла.
Граф заговорил о Катерине:
— Она тоже очень сожалела, что не смогла там быть… очень сожалела. Но Катерина поехала со мной, потому что…
— Да, конечно… я знаю. — Как мог он предположить, что Катерина, которая станет его женой, не поедет с ним?
— Я хотел отсрочить… — Микеле говорил медленно. — Но доктор сказал мне, что времени больше нет. Вы понимаете, да?
— Да, — спокойно ответила она, хотя на самом деле ей хотелось пронзительно закричать. Если бы только он перестал говорить о ее жалком и ужасном певческом дебюте, как будто это для него самое важное, когда единственное, что сейчас имело на всем свете значение, — это будет ли операция успешной, а его выздоровление полным! Чувствуя отчаяние, Канди отвернулась от него и, вглядываясь в ровную поверхность сверкающего озера, подумала, что если бы у нее был шанс, отказавшись от всех своих надежд на собственное будущее, ему помочь… И тот факт, что он не любит ее при этом, не имеет никакого значения. Если Микеле выдержит операцию, он непременно женится на Катерине, но ей это все равно. Нет, это ее, конечно беспокоит… ужасно беспокоит, но его женитьба не самое главное. Единственное, что сейчас важно, — это чтобы с ним все было хорошо… чтобы послезавтра его дорога вперед стала чистой и ясной… и чтобы была эта дорога вперед…
— Кандида, — внезапно попросил Микеле, — посмотри на меня! — Она повиновалась, ее бледные щеки слегка порозовели. — Скажи мне… — Он перешел на «ты» и наблюдал за ней так напряженно, что девушка почувствовала, как на ее щеках вспыхнул румянец. — Прошлым вечером ты имела огромный успех. Он сделал тебя очень счастливой?
