Ребекка Кингстон - Сюрприз Купидона
— Потому что без них я слепа как крот, — улыбнулась Эмери.
Да, это у нас общее, подумала Джудит. Я тоже была слепа как крот и, не предвидя своего будущего, влюбилась. Безнадежно влюбилась в человека, который никогда не ответит на мои чувства.
Поддавшись порыву, Джудит объявила:
— Мне нужно выпить. Я знаю, еще рано, но мне необходим бокал шампанского. Не составите мне компанию?
Эмери улыбнулась и покачала головой.
— Пожалуй, нет. А что вы празднуете?
Праздновать было нечего. Просто Джудит хотелось хоть как-то вытащить себя из глубин нахлынувшего на нее отчаяния.
Эмери взяла с Джудит слово, что та дождется Роберта, и ушла, а Джудит попросила служанку принести в спальню бутылку шампанского. Она уселась за столик и несколько минут боролась с пробкой и серебряной фольгой. Наконец пробка вылетела, и пенящаяся жидкость полилась в стакан, принесенный из ванны. Джудит выпила шампанское залпом, как лекарство, и ей даже показалось, что оно отдает горечью.
Джудит задумалась. Куда идти? Во всяком случае, не к Луиз и не к матери. И не к друзьям. Будет просто невыносимо видеть их недоумевающие лица и что-то объяснять, объяснять… Нужно подыскать какое-нибудь тихое местечко, где можно залечь и зализать свои раны. Вроде того отеля, что облюбовали для свидания Роберт и Вернал.
Джудит бросила в чемодан несколько вещей. Грустно расставаться с кукольным домиком, так было приятно погружаться в красивый маленький мирок. Может быть, через какое-то время она перевезет его к себе.
Джудит вынула из ушей бриллиантовые серьги и положила их на туалетный столик. Она решила, что возьмет с собой только обручальное кольцо — ни за что с ним не расстанется!
Она в последний раз обошла дом. На конюшню Джудит не пошла: прощание с Блэки — еще одна кровоточащая рана. Перед черным лаковым шкафчиком она задержалась. Маленькие фарфоровые фигурки Арлекина и Коломбины напомнили ей о первом знакомстве с «Розен-хаусом». После минутного колебания она открыла стеклянную дверцу и вытащила изящную балерину, напоминающую Луиз.
— Что, если и ты убежишь отсюда? — спросила Джудит хрупкую фигурку, зажав ее в руке.
Она увезет грациозную прелестницу контрабандой в своем чемодане. Вторая разрозненная пара — после разбитой вазы — станет для Роберта единственным напоминанием о том, что она, Джудит, жила в этом доме. Возможно, какое-то время он будет скучать по ней, но, конечно, не настолько, чтобы просить ее вернуться. И не дай ей Бог сорваться и заговорить о своих чувствах. Стоит лишь начать, и она не сможет остановиться. Она будет цепляться за него, умолять о любви, хотя бы самой малой. И позор такого расставания останется с ней до конца ее жизни.
Джудит уже была на верху лестницы, когда отворилась дверь и вошел Роберт. И вместе с ним будто ворвалась буря: его шаги взорвали тишину, воздух словно завибрировал. Джудит подошла к балюстраде и ухватилась за нее — не держали ноги. Наверное, не стоило пить шампанское, мелькнула мысль.
Роберт приблизился к Джудит, взял ее за локоть и молча увлек в спальню. Конечно, он сразу увидел открытый чемодан на полу, полупустую бутылку и стакан на ковре. Джудит воровато поставила Коломбину на комод — у нее так тряслись руки, что она боялась уронить фигурку, — и повернулась к Роберту. Он был абсолютно спокоен, а она дрожала, как лист на ветру.
— Я хочу уехать, — сказала Джудит. — Должно быть, тебе это уже известно. Ты ведь обо всем знаешь наперед, не так ли? Ты знал, что я поеду к Луиз, что я буду в клубе… Наверное, у тебя всюду шпионы.
— Разве твои действия трудно предугадать? Да, я знал, что Грей будет просить у тебя денег и что ты их не дашь; знал, что при первой возможности попытаешься увидеться с сестрой…
Ничего не скажешь, пронеслось в голове Джудит, он и в самом деле хорошо меня понимает. Хотя, что касается Эрбана…
— Ты прав, но только наполовину.
— А теперь я догадался, что ты захочешь уехать.
— Да, я уезжаю.
— Из-за утренней газеты?
Рыдания подступили так стремительно, что Джудит не успела справиться с собой. Она не могла, не хотела признаться Роберту в том, что как последняя дура влюбилась в него, а потому бессвязно, сбивчиво, стала говорить глупости:
— Может быть, снимок в газете лишь подстегнул мое решение. Я понимаю, эта часть твоей жизни меня не касается. У нас ведь брак по расчету… Я помню, помню об этом и дозволенных границ не перехожу… Но я тебя вообще не знаю. А в последние дни вдруг осознала, что просто боюсь тебя…
— Что?..
— Да, да… боюсь. У меня никогда не было полной уверенности, что ты действительно не собирался избавиться от конкурента. Помнишь наш разговор на благотворительном балу? Наверное, ты женился на мне, чтобы заставить меня молчать.
Роберт недоуменно смотрел на нее.
— Думаю, ты пьяна сильнее, чем кажется, — протянул он наконец. — Да ты хоть знаешь, с кем я тогда разговаривал?
До сих пор Джудит ни разу не вспомнила о том человеке. Она покачала головой.
— С Лорансом. Они с Кейт двадцать с лишним лет арендовали ту самую гостиницу, где мы с тобой провели чудесную неделю. Владельцы решили продать ее, и я поддержал Лоранса деньгами. Разве он похож на наемного убийцу?
— Конечно нет.
— А что касается моего прошлого… Да, ты действительно почти ничего обо мне не знаешь.
Роберт заходил по комнате стремительными размашистыми шагами, отчего большая комната как будто уменьшилась и стала напоминать клетку, в которой тесно большому сильному хищнику.
— Я сам мало о себе знаю. Мои родители были бедные, но честные люди. Отец служил в банке, а мать хозяйничала по дому. Оба рано осиротели и воспитывались в детском доме. Там они и встретились. — Обычная медлительная манера речи изменила Роберту, он говорил быстро, взволнованно. — Возможно, мой отец был откуда-то из Южной Европы, я унаследовал от него смуглую кожу и темные волосы. Ты это хотела знать? — Роберт перестал метаться по комнате и резко спросил: — Куда ты собиралась ехать?
— Не знаю, — прошептала Джудит, боясь вновь разрыдаться.
— С Эрбаном Греем?
От злости слезы у нее на глазах высохли, голосовые связки окрепли, и Джудит закричала:
— Прекрати! Прекрати пороть ерунду! Что такое Эрбан Грей? Это ребенок, который никогда не вырастет. Мозгов у него не больше, чем у курицы. Я бы пальцем до него не дотронулась, будь он даже свободен как птица! — Ее трясло от ярости. — Будь он даже единственным мужчиной на земле!
— Почему ты не сказала этого тогда? — недоверчиво спросил Роберт.
— Я сказала… я сказала, что чудовищно даже думать об этом, но ты был убежден в своей правоте и ничего не хотел слышать. И разве ты не понимаешь, как оскорбительны подобные оправдания?
