Кейт Проктор - Удивительное прозрение
— Скажи! — перебил он, еще крепче сжимая ее в объятиях.
— Что верю в твою любовь? — спросила она, чувствуя, что в груди у нее сейчас что-то взорвется.
— Да!
— Верю! — шепнула она, прислушиваясь, как в душе что-то ликующе возвращается к жизни. — Но…
— Нет, не будем сейчас говорить ни о каких «но». Разберемся с ними попозже.
— Хочешь попозже услышать, как я тебя люблю? — дрожащим голосом пошутила она, не чувствуя, что по лицу катятся слезы. — Я люблю тебя так же, как любила раньше. — Бет протянула руку, погладила его по лицу, потом по темным блестящим волосам. — Как любила всегда… всем сердцем!
Хайме притянул ее к себе и прижался лицом к ее шее, нежно повторяя слова любви. Они сидели молча, крепко обнявшись.
Бет ощутила на шее тепло его дыхания, услышала долгий дрожащий вздох и почувствовала, как кожу обожгли слезы. Хайме поднял голову и отвернулся. Бет разжала объятия и притянула его голову к себе, ласково поглаживая по волосам.
— Черт возьми! Должен же быть этому предел! — Хайме со стоном выпрямился и улыбнулся ей сквозь слезы. — Даже если это из-за тебя.
Озадаченный взгляд Бет отражал беспокойство, словно она опасалась за его рассудок. Жестом, напомнившим ей Джейси, Хайме вытер рукой слезы и улыбнулся.
— Как-то давно ты сказала мне, что нельзя стыдиться слез любви. Как видишь, мои слезы любви к тебе можно измерять ведрами. О, Бет, как же я тебя люблю! — Он радостно засмеялся, поднял ее и положил на диван. Лег рядом на бок, глядя на нее.
Бет завороженно смотрела в его сияющие счастьем глаза. Хайме перевел взгляд на ее рот, и Бет увидела, как его глаза с зелеными искорками потемнели от страсти. Он медленно наклонил голову, и их губы соприкоснулись.
— А теперь вернемся к нашим «но»… К прошлой ночи, например, — хрипло шептал Хайме, перемежая каждое слово пьянящим прикосновением к ее губам. — И к той другой ночи, когда мы предавались любви. — Он умолк и жадным поцелуем приник к ее рту.
Еще несколько минут назад они сидели, обнявшись, испытывая почти платоническую потребность друг в друге, теперь же ими владела безудержная страсть.
Внезапно Хайме со стоном оттолкнул ее от себя. Сердитый вид, который он попытался на себя напустить, сменился усмешкой.
— Думаю, ты согласишься, что нам придется многое объяснить Розите и нашему сыну, а уж если они застанут нас во время любовной сцены… — Он засмеялся, опустил ноги на пол и сел, подняв и Бет. Теперь они чинно сидели рядом. — Так-то оно будет лучше, — добродетельно заметил Хайме.
— Не лучше, конечно. Может, безопасней, — не согласилась с ним Бет. Желание все еще будоражило ей кровь. — Хайме… я с трудом верю в то, что происходит. В голове у меня полный сумбур.
Хайме, засмеявшись, обнял ее и прижал к себе.
— В моей голове тоже сумбур, но я все время говорю себе, что придет день, когда боль от пережитого кошмара притупится, когда мы осознаем, что быть вместе — это чудо, на которое мы имеем полное право.
Сознание Бет, будто не в состоянии вобрать в себя счастье такой величины, посылало ей отчаянные сигналы не принимать его как должное, пока осталось столько недосказанного.
— Хайме, мы не обсудили еще наши «но», — чувствуя, как ее сковывает страх, сказала Бет. — Мою ложь тебе…
— Сиско Суарес мне все рассказал. — Хайме поднял ее руку и поднес к губам. — Но должен признаться, что еще очень не скоро я смогу спокойно вспоминать ту кошмарную ночь. — Голос его упал до хриплого шепота. — Вначале я не придал значения злобным выпадам Джун. Но когда выбил дверь… и увидел вас обоих в постели… Хотя ты и не отрицала своей измены, внутренний голос призывал меня не верить этому… Не могу описать тебе, какая дикая, безумная ревность меня охватила.
— Я хотела причинить тебе боль, — едва дыша, призналась Бет.
— И тебе в полной мере это удалось. Я жил с этой болью до сегодняшнего дня, пока Суарес меня от нее не избавил. Но скажи, почему, когда я решил, что он отец Джейси, у тебя не появилось желания меня разуверить?
— Я была очень зла. А потом мне помешала это сделать ложная гордость. Мне казалось, что, если бы я сказала тебе правду, это было бы равносильно признанию, что ты причинил мне безумную боль и что я тебя все так же безумно люблю.
— Боже мой, подумать только, сколько лет мы растратили попусту! — с горечью воскликнул Хайме. — Пока Мариана была жива, я держался ради нее… Но как только она умерла, меня уже ничто не сдерживало. Я убедился, что никогда снова не смогу полюбить, и открыто об этом говорил. Но вел себя так, будто хотел доказать, что ошибаюсь… Я по гроб жизни буду раскаиваться, как я поступил со многими женщинами. Все мои помыслы были о тебе, и мне не приходило в голову, что люди объясняли мое поведение горем после смерти Марианы.
Бет спрятала лицо на груди Хайме. Ей было трудно говорить, но она себя заставила.
— Ну, а я не могу сказать, что в полной мере осознала, что не смогу больше никого полюбить. Понимание пришло само собой… Как только у меня пробуждался малейший интерес к какому-нибудь мужчине, внутри у меня будто что-то отключалось. — Бет глубоко вздохнула. — Хайме, ты единственный мужчина, с кем я была близка.
— Дорогая, ты вся дрожишь, — сказал он. Смысл ее слов до него, казалось, не доходил.
— Меня пугает, как ты отнесешься к моему невольному обману и простишь ли меня.
Бет почувствовала, как он вдруг напрягся, задержал дыхание и тихо сквозь сжатые зубы выдохнул:
— Женщине, которая почти шесть лет не занималась любовью, не было необходимости предохраняться…
— Да, не было, — едва дыша, подтвердила Бет.
— Но ты, дорогая, не говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки или как-то предохраняешься. Сказала только, что мне не надо принимать никаких мер. И если помнишь, я не стал выяснять, что ты имеешь в виду.
— А я могу спросить, что ты сейчас имеешь в виду? — удивилась Бет. Живший в ней пессимизм не желал сдавать позиции.
— Вряд ли я смогу это объяснить, — вздохнул Хайме. — В моей реакции не было ничего сознательного, одна только смутная, безумно глупая надежда. Но дело в том, что все мои мысли, касающиеся тебя, либо безумны, либо глупы. Или то и другое. Но в глубине души что-то мне говорило, что, как бы там ни было, ты все еще меня любишь. Боль прошлой лжи терзала меня по-прежнему, хотя я и сказал, что ничто не имеет значения. Я подавил в себе гордость и хотел убедить тебя, что твоя связь с Суаресом не имеет для меня значения. — Хайме умолк и грустно покачал головой. — В тот день я сделал срочное кесарево сечение, — тихо продолжал он, уткнувшись лицом в шею Бет. — Результат операции потряс меня до глубины души. Женщина попала в тяжелую аварию. Ей нельзя было двигаться из-за сложного перелома ноги. Муж ее был вне себя от волнения. Но такой радости, какой светились их лица, когда они держали на руках своего ребенка, я не видел никогда. У меня разрывалось сердце, когда я представлял себе, в каком безысходном одиночестве ты рожала нашего сына. И в ту нашу ночь я безрассудно, не сознавая этого, надеялся, что наша любовь даст жизнь еще одному ребенку. Только теперь он родится не в одиночестве. Его будет ждать любящий отец.
