Шэрон Кендрик - Похожая на сказку жизнь
Через минуту-другую девочки, влекомые своим безошибочным чутьем на булочки и бисквиты, прибегут, чтобы истребить большую их часть.
Тод подошел ближе, и Анна могла теперь незаметно наблюдать за ним. Он был одет в вылинявшие голубые джинсы и белую футболку, его коричневые от загара ноги были босы. Он выглядел куда более небрежным и расслабленным, чем тот всемогущий промышленник, которого она знала, и ее любовь становилась сильнее с каждым днем.
А Тод обнаружил, что размеренная жизнь оказалась необычайно привлекательной. Он все еще проявлял интерес к компаниям, обращавшимся к нему, продолжал зарабатывать деньги, но уделял гораздо меньше времени работе и гораздо больше — семье.
Они не продали свою старую квартиру, чтобы сохранить возможность ездить в Лондон при первом же желании. И факт, что ездили они туда крайне редко, поначалу слегка шокировал Анну, но ей, как и всей семье, очень нравилась жизнь в деревне.
Они намеревались купить элегантный дом в георгианском стиле недалеко от центра Винчестера, где могли бы завести конюшню для Таши, но остановились на деревенской идиллии в самом захолустье. Как-то все семейство проходило мимо этого дома, когда Тина случайно заметила табличку «Продается».
И как сказал Тод, они не выбирали дом — дом выбрал их!
Поначалу Анна боялась жить в изоляции, просто не могла себе это представить. Но теперь она радовалась любой мелочи. Особенно радовало ее то, как похорошели дочки, как много времени теперь они проводят с отцом, вдалеке от суеты городской жизни.
Что касается карьеры эксперта по диетам, Анна совсем забыла о ней.
«Советы «Премиум»…» продержались во главе списка бестселлеров почти четырнадцать недель, и Анна утвердилась в своем желании пожертвовать все вырученные деньги на благотворительность. Издатели были крайне недовольны ее решением, но Анна только пожала плечами: «Я так хочу!» В конце концов, она живет не для того, чтобы задабривать издателей!
Другой радостной новостью было то, что Элизабета вышла замуж за американского банкира, вложившего тысячи долларов в то, чтобы сделать ее производство вина наиболее престижным в стране. Теперь она и Скотт Адамс, ее муж, стали гордыми родителями крохотной дочурки по имени Иоанна, в честь матери Элизабеты, и все трое собирались в скором времени навестить Треверсов.
Все эти события не явились для Тода сюрпризом, и Анна вспомнила его странную беспечность по отношению к Элизабете, после того как он вернулся из Румынии. Когда пришло сообщение о помолвке, Тод рассказал Анне, что встретил Скотта на похоронах и понял, что намерения американца очень серьезны. Тод поговорил с Элизабетой, но та попросила не говорить никому об этом в течение года — времени траура по ее матери. И Тод добросовестно хранил молчание, пока Элизабета сама не сочла нужным объявить о помолвке.
Еще одна причина уважать и любить этого мужчину, с обожанием подумала Анна, когда Тод шел по саду.
Он поставил поднос на белый столик из кованого железа и сдвинул соломенную шляпку Анны, чтобы видеть ее лицо. Тод смотрел на нее немигающим взглядом.
Анна наморщила пестревший веснушками носик:
— Что?
Он улыбнулся и покачал головой, усаживаясь за стол и разливая чай.
— Я просто подумал, какой счастливой и довольной ты выглядишь.
— Да, наверное, потому, что я на самом деле счастлива и довольна, — поддразнила она его и, подумав о чем-то другом, нахмурилась. — Тод…
— Ммм?
— Я тебе нравлюсь больше толстой или худой?
— Ты никогда не была толстой! — поправил он ее.
— Не увиливай!
Тод оценивающе посмотрел на жену:
— Ты мне всегда нравишься.
Его глаза говорили куда красноречивее слов, и Анна почувствовала, что в свои тридцать лет краснеет, как школьница, что она вновь молодеет.
— Хорошо, тогда скажи, — настаивала она, — ты любишь меня больше худышкой или полненькой?
— Опять! — улыбнулся Тод. — Я не думаю о тебе в этом смысле. Что меня всегда в тебе привлекает — твоя нежность, доброта, та забота, с которой ты относишься к девочкам.
— А как насчет?.. — ее голос дрогнул.
Тод заметил смущение в ее глазах и тут же понял, о чем она хотела спросить. Но общение — как иностранный язык: чем меньше используешь, тем меньше им владеешь.
— Как насчет… — повторил он, желая, чтобы она сама произнесла эти слова.
— Что лучше для секса, — прошептала она, — роскошное мягкое тело или стройное и мускулистое?
— Секс всегда великолепен, потому что с тобой, любимая, — просто ответил Тод и улыбнулся. — И если ты хочешь, мы отложим чаепитие и вспомним, насколько он великолепен!
Анна бы с превеликим удовольствием дала увлечь себя наверх, но ей еще нужно было сказать ему что-то очень важное…
— Звучит заманчиво, Тод, но перед тем, как подняться в спальню, я хочу кое-чем с тобой поделиться.
В глазах Тода появился выжидательный блеск.
— О?
— Ты помнишь наш разговор о моей карьере?
Она заметила, как напряглось его лицо.
— Да, — осторожно сказал он.
— Помнишь, что ты говорил? Что не будешь возражать, если я займусь чем-нибудь, что будет мне действительно по душе?
— Правильно, — кивнул он.
— Ты все еще так думаешь?
— Если это то, чего ты действительно хочешь, считай, что получила мое благословение, — ответил Тод после минутной паузы.
По его голосу Анна поняла, с каким трудом дались ему эти слова.
— Спасибо, Тод, — тихо произнесла она.
— Ты нашла какое-то дело? — полюбопытствовал Тод, стараясь вложить в свои слова как можно больше энтузиазма.
О, как она любит его!
— Да.
— Очередная книга о диете? — быстро проговорил он.
— Нет, не очередная книга о диете.
Тод с облегчением вздохнул:
— Осуществимое, надеюсь?
— Даже слишком осуществимое, — подтвердила Анна.
Их взгляды встретились, и глаза Анны сказали ему обо всем.
— Анна?
Она кивнула:
— Да, я беременна, Тод!
Он вскочил на ноги и заключил жену в объятия, смеясь, как и она. Когда смех смолк, он принялся неистово целовать ее, и единственное, что смогло прервать этот поток поцелуев, — звук трех голосов, произнесших в унисон:
— О-о!..
И три очаровательные двенадцатилетние девочки подошли к ним.
— Ну что, расскажем им? — прошептал Тод. — Или это будет слишком внезапно?
Анна покачала головой.
— Не вижу смысла хранить тайну. Все равно догадаются!
Тод взял руку жены.
— Но хоть на этот раз только один ребенок? — Он смотрел вопросительно. — Я полагаю, только один?
