Розамунд Пильчер - Конец лета
– Почему Эйлуин осел в Канаде?
– Из-за Синклера. Порой образ отца значит больше... самого отца. Синклер... – она осеклась, – Синклер – еще один типичный представитель рода Бейли. Удивительно, как дурные привычки могут передаваться из поколения в поколение.
– Ты имеешь в виду карты и скачки?
– Значит, Синклер тебе рассказал?
– Кое-что.
– Знаешь, в азартных играх не было никакой необходимости. Он устроился на хорошую работу, которую щедро оплачивали, но устоять перед искушением было выше его сил. Мы должны понять это и не судить строго человека, который жил по другим правилам.
– Но он бывал в «Элви»?
– Наездами. К имению он относился не так, как твоя мать или ты. Вот почему, – бабушка закончила вязать один ряд и перешла к следующему, – в свое время я решила, что «Элви» перейдет тебе. Ты рада?
– Я... я не знаю.
– Вот почему я убеждала зятя, чтобы он отпустил тебя домой, и бомбардировала его письмами, на которые он, бессовестный, даже не отвечал. Я хотела поговорить с тобой о судьбе «Элви».
– Предложение очень заманчивое, но ведь... «Элви» – это огромная ответственность. Я буду связана по рукам и ногам.
– Мокрая курица, ты рассуждаешь как твой отец. Если бы он не витал в облаках, то давно пустил бы здесь корни, это пошло бы ему только на пользу. Ты, Джейн, не хочешь осесть в Шотландии? Тебе не хочется выйти замуж и обзавестись семьей?
Я глядела в огонь камина, думая о своем. О Синклере и моем отце... и Дэвиде. А также о городах и странах, где я жила, и о тех местах, в которых мне так хотелось побывать. Еще я думала о детях, моих детях, которые родятся в этом замечательном крае и испытают все то, что когда-то испытали мы с Синклером...
Прервав свои размышления, я призналась:
– Я сама не знаю, чего хочу. И это правда.
– Я так и думала. Знаешь, сегодня мы не в состоянии трезво рассуждать, поэтому лучше этого пока не касаться. Но ты должна принять решение, Джейн. Взвесь все за и против. Времени у нас хватает, как-нибудь потом мы еще поговорим.
Одно из поленьев в камине догорело и раскололось пополам. Я встала, чтобы сходить за другим, и, подхватив поднос, направилась в кухню. Держа поднос левой рукой, я хотела толкнуть дверь правой, и в этот момент бабушка окликнула меня:
– Джейн?
– Да.
Я обернулась. Бабушка перестала вязать, сняла очки, и я обратила внимание, как сильно запали светлые глаза и какое бледное у нее лицо. Такой измученной я никогда ее не видела. И такой старой – тоже.
– Джейн... ты помнишь, как недавно мы говорили о подруге Синклера, Тессе Фарадей?
Мои пальцы впились в ручку двери так, что побелела кожа. Я догадывалась, о чем бабушка хотела спросить, и молила Бога, чтобы этого не произошло.
– Помню.
– Из газет я узнала, что она умерла. Кажется, приняв большую дозу снотворного. Ты знала?
– Да, я знала.
– И ничего не сказала мне?
– Прости.
– Это... не связано с Синклером?
Наши взгляды пересеклись. В тот момент я была готова отдать все на свете, лишь бы убедительно соврать. Но лгать я не умела, и бабушка прекрасно это знала. У меня не было ни малейшего шанса обмануть ее.
– Да, связано... Она ждала от него ребенка.
Глаза бабушки наполнились слезами. Впервые в жизни я увидела, как она плачет.
Глава 11
Дэвид приехал на следующий день. Бабушка села отвечать на письма, а я уединилась в саду и принялась сметать листву, зная, что когда на душе тяжело, то лучше всего заняться физическим трудом. Я сгребла опавшие листья в большую кучу и собиралась уже погрузить их в ручную тележку, когда распахнулась двухстворчатая дверь и на пороге показался Дэвид. Я выпрямилась, наблюдая, как высокий худой мужчина с растрепанными волосами идет ко мне по нескошенной траве, и спрашивала себя, что бы мы делали без него последние дни. Он один все организовывал и руководил похоронами, даже вызвался позвонить моему отцу и сообщить ему о смерти Синклера. Что бы ни произошло между нами, я знала, что вечно буду ему обязана.
Приблизившись ко мне, Дэвид рассмеялся:
– Джейн, что вы будете делать с этой кучей?
– Положу их в тачку, – ответила я и принялась перекладывать листья, но порыв ветра разметал их в разные стороны.
– Если придавить их парой досок, то процесс пойдет быстрее, – заметил Дэвид. – Я принес вам письмо...
Он вынул из вместительного кармана письмо, и по почерку я поняла, что от отца.
– Как оно попало к вам?
– Оно было вложено в конверт, который он прислал мне. Ваш отец просил передать вам эту записку.
Бросив тачку и метлу, мы направились в глубь сада, перешагнули через изгородь, прошли полем и сели рядом на прогнившие доски пристани. Я развернула письмо и причинялась читать вслух.
«Моя дорогая Джейн,
Я очень огорчен смертью Синклера и переживаю за тебя, однако хорошо, что ты оказалась рядом с бабушкой и смогла поддержать ее в тяжелую минуту.
Я знаю, что виноват перед тобой, и это чувство не покидает меня с тех пор, как ты уехала. Оно вызвано тем, что я разрешил тебе вернуться в «Элви», но ничего не рассказал о дяде Эйлуине. Понимаешь, из-за повседневных дел и твоего стремительного отъезда так и не выдалось никакой возможности поговорить об этом. Я тем не менее поручил Дэвиду Стюарту приглядывать за тобой, и вообще...»
– Почему вы мне ничего не сказали? – сердито бросила я.
– Это не мое дело, – спокойно заметил он.
– Выходит, вы все знали...
– Конечно знал.
– И о Синклере тоже?
– Я в курсе, что он выкачал из вашей бабушки чертовски много денег.
– Худшее еще впереди.
– Что это значит?
– Синклер погиб из-за более серьезной причины.
– Этого-то я и боялся. Как вы узнали?
– Он сам мне все рассказал. Я многое выяснила, – вздохнула я и снова взялась за письмо.
«Причина, по которой я возражал против твоего возвращения в «Элви», была связана не с тем, кем был твой дядя, а с тем, кем мог стать твой кузен Синклер. После смерти моей жены бабушка настаивала, чтобы я оставил тебя у нее, и на первый взгляд решение казалось верным. Но возникал вопрос о Синклере. Я знал, как ты к нему привязана, и не сомневался, что, если бы вы продолжали часто видеться, непременно наступил бы день, когда твое сердце и иллюзии разбились бы в прах. Это причинило бы тебе боль, если не сказать больше. Именно поэтому я решил держать дочь при себе и увез в Америку».
– Интересно знать, почему он был так уверен в отношении Синклера, – прервал меня Дэвид.
Я вспомнила эпизод с «Историей живой природы» Голдсмита и уже собралась было рассказать о нем Дэвиду, но неожиданно передумала. Книги больше не существовало. В тот день, когда Синклера не стало, я вытащила ее из шкафа, спустилась в сад и сожгла в баке для кипячения воды. Теперь от нее не осталось и следа. В память любви к Синклеру я решила, что самое лучшее – забыть о ней раз и навсегда.
