Эдриан Маршалл - Спаси своего принца
После смерти доктора Тавихэма — нашего семейного психоаналитика — я перерезал последнюю ниточку, которая нас с ней связывала, — обратился к врачу, которого выбрал для себя сам. К Патрику Кабоди. С ним мы познакомились на съемках одного из моих фильмов. Он пришел к нам в качестве консультанта по вопросам подростковой психологии и буквально за какой-то час общения узнал обо мне больше, чем Тавихэм за наши многолетние сеансы… Мама пыталась посоветовать мне своего доктора, но я снова ответил категорическим отказом, чем сильно ее обидел…
Шон сделал еще глоток вина. Джун поняла, что он очень волнуется, рассказывая ей об этом. Кажется, он еще ни с кем не был так откровенен. Разве что со своими врачами, но Джун никогда не понимала, как можно откровенничать с чужим человеком, которому надо платить…
— А знаешь, что самое смешное, Джун?
Джун покачала головой и внимательно посмотрела на Милано.
— Недавно я размышлял, что заставило меня жениться на моей первой жене, Джекки Сьюлитт…
— И что же?
— Как это ни парадоксально, я пытался найти в ней свою мать. Правда, нашел почему-то ребенка, маленького и эгоистичного, такого же, как и я сам…
— Так вы поэтому развелись? Потому что были слишком похожи?
— Наверное, да. Обоим было плохо, и каждый пытался доказать другому, что именно ему хуже и сложнее в этой жизни… Глупо, правда?
— Не знаю, мне сложно это понять, — серьезно покачала головой Джун. — Но я думаю, что такие отношения нельзя назвать любовью…
— А какие можно?
— Не знаю, — вздохнула Джун и почувствовала, как сердце снова затрепетало в груди. — Я думала о любви, но поняла, что ничего о ней не знаю. Она… она так сложна, что о ней не скажешь в двух словах. И даже в одном предложении… Любовь — это все. И нежность, и доверие, и желание понять, помочь, утешить, и… — Джун осеклась и виновато посмотрела на Шона. — Вот видишь, сколько получилось слов? А ведь я еще не все сказала…
Шон улыбнулся ей, но вовсе не насмешливо, как того ожидала Джун. Его улыбка, его взгляд, весь его облик лучились таким умилением и нежностью, что у Джун мурашки побежали по телу. Таким она не видела его еще ни разу. Таким она даже не представляла его себе. Эти глубокие карие глаза, которые так часто вставали перед ее мысленным взором, теперь не казались ей усталыми глазами старика. Этот взгляд принадлежал молодому мужчине, который, пускай и поздно, но уверовал в жизнь, уверовал в то, что может стать счастливым. И эту веру, эту надежду на счастье подарила ему та, кого он еще совсем недавно считал маленькой, чересчур наивной и откровенной девчонкой…
И когда мягкие пальцы Шона коснулись ее лица, Джун наконец поняла, что же такое — Любовь. Любовь — это возможность сделать другого счастливым, и оттого стать счастливой самой…
10
— Просто поразительно, с какой скоростью разносятся дурные вести! — возмутилась Пентилия, свернув в трубочку свой любимый «Вуман Синема».
— В чем дело? — поинтересовалась Джун, мысли которой витали далеко от скандалов в прессе и от тарелки с запеканкой, которую миссис Поллет приготовила им на завтрак.
— Представь себе, Джун, пресса уже смакует слухи о покушениях на Милано… — вздохнула Пентилия. — «Мы надеемся, что Милано вернется к нам живым и здоровым», — вот что пишут в «Вуман Синема». Живым и здоровым… Это надо же? Представляю, что пишут остальные… Небось и некролог уже для него заготовили…
— Бабушка…
— А что — бабушка? Думаешь, я не возмущена этим? А ведь Милано так не хотел привлекать к себе излишнего внимания… Теперь-то сюда наверняка потащатся журналисты… Думаю, и невеста к нему приедет… — Пентилия так выразительно посмотрела на Джун, что девушка чуть не подавилась запеканкой.
— Ну что ты так на меня смотришь? — вспыхнула Джун. — Мне все равно, приедет к нему мисс Бельски или нет…
— Ох, не темни, Джун… — прищурилась бабушка. — Я прекрасно знаю, когда ты врешь.
— Ничего я не вру!
— А вот и врешь… Заалела, как гранат в разрезе… Думаешь, я не вижу, как ты него смотришь?
— И как же?
— Как маленькая глупая влюбленная девчонка, вот как.
— Не говори ерунды, ба…
— Джун, господи, ну чем тебе не приглянулся Дангл? Как будто ты выбираешь мужчин мне назло… Милано тебе в отцы годится, к тому же он помолвлен… Да и потом — зачем ты ему? Слава богу, он мужчина рассудительный, и к тебе относится должным образом.
— Каким, хотела бы я знать?! — вышла из себя Джун.
— Как к ребенку. Как к милому и жизнерадостному ребенку, которому нужно найти занятие…
Ох, если бы Пентилия знала, как она далека от действительности… Джун не стала разочаровывать бабушку и, немного успокоившись, ответила:
— Во-первых, я давно уже не ребенок. И только ты этого не понимаешь. А во-вторых, ты просто насмотрелась на Оливье и Луизу. Теперь тебе повсюду мерещатся влюбленные.
— Ну ладно, — сдалась Пентилия. — Надеюсь, это действительно так. Признаюсь, твой настрой в последнее время меня очень сильно беспокоит… Я готова смириться с тем, что Милано годится тебе в отцы. Но он собирается жениться… И прости меня, деточка, но с Селиной Бельски у тебя… мало общего.
— Конечно, — ехидно хмыкнула Джун. — Я ведь маленькая и страшненькая, да, бабуля?
— Не говори глупостей, Джун, — раздраженно ответила миссис Петти. — Я вовсе не это имела в виду. Вы с ней совершенно разные. Из разных миров. И Милано — человек из ее мира, а не из твоего…
— Какого черта мы вообще об этом говорим?
— Джун!
— То есть я хотела сказать, что глупо говорить об этом. Я не собиралась соперничать с моделью, а с Милано нас ничего, кроме съемок, не связывает… — Джун отодвинула недоеденную запеканку и поднялась из-за стола. — Спасибо за завтрак.
— Ты ведь почти ничего не съела!
— Ты испортила мне весь аппетит…
— Может быть, ты не пойдешь сегодня на съемки? — уже мягче спросила Пентилия.
— Вообще-то, меня официально приняли в штат, — напомнила Джун, уже догадываясь, к чему клонит бабушка. — Теперь это — моя работа. А на работу, как ты знаешь, принято выходить…
— Джун, ничего хорошего из этого не получится. Весь Ловенхилл судачит о том, что Милано задумал снимать часовню. И все говорят, что у него наверняка будут неприятности. Часовня Уайт Ривер — проклятое место. А с этими вещами не шутят…
— О, Господи, дай мне терпения… — Джун закусила губу и умоляюще посмотрела на бабушку. — Обещаю, ба, ничего со мной не случится. Это же часовня проклята, а не я…
— Слава богу, я уговорила Милано убрать мисс Мизетту из этой сцены, — вздохнула Пентилия. — Я бы не смогла играть. От страха все бы перепутала… Ох, Джун, если бы ты знала, как я не хочу тебя отпускать…
