Бьюла Астор - Греховные утехи
— Менее.
Глаза жены широко раскрылись.
— О, Алекс… — прошептала Кэти, чувствуя, как сжимается сердце от жалости.
— Ну‑ну, — насмешливо улыбнулся Александр, — я уже большой мальчик.
— Рамиро и Энрика — они действительно милые. Кажется, вся эта семья очень тебя любит, — залепетала Кэти, стараясь утешить мужа. — А Рамиро похож на тебя… да, правда, мне даже показалось, я его где‑то видела!
Алекс застыл на месте, поставив одну ногу на мраморную ступеньку.
— Ты с ума сошла! — с неописуемой яростью воскликнул мужчина. — Рамиро мне даже не родня!
Кэтрин растерянно заморгала. Ну да, конечно, с запозданием сообразила она. Рамиро с ее мужем просто в свойстве ‑ не кровный родственник, а зять, муж его сестры, и даже более того… более того…
— Но тебе никто из них не родня! — неожиданно вырвалось у Кэти. В ту же секунду женщина осознала всю непоправимость сказанного и была готова откусить себе язык, увидев потрясенное лицо Алекса.
Через десять секунд Кэти стояла на полу спальни. Алекс внес жену и захлопнул дверь ногой.
— Ну‑ка повтори, что ты сказала… — зловещим тоном произнес мужчина.
У Кэти подогнулись колени, и она почти упала на кровать. Глаза неожиданно наполнились слезами.
— Прости меня. Я совсем забыла, что мне не полагается это знать.
— Понятно… И как давно ты об этом узнала?
— Я скажу, только обещай, что не будешь сердиться на человека, который рассказал мне об усыновлении. — Последнее слово Кэти произнесла шепотом, не зная, как отреагирует Алекс. — Понимаешь, она думала, что я знаю…
— Она?
Видно, потребление алкоголя не способствует сохранению тайн, уныло подумала Кэти. Кажется, я уже все выболтала.
— Никто в моей семье не доверил бы тебе этого! — настаивал Алекс.
— Изабелла сказала…
— Белла? — Алекс явно не верил жене.
С большой неохотой Кэти передала разговор, затеянный его племянницей. Алекс был потрясен.
— И эта пигалица все время знала о страшной тайне семьи Серрано? Боже, мне это и в голову не приходило!
— Я объяснила твоей племяннице, что усыновление ‑ глубоко личное дело. Честное слово, я уверена, она больше не заикнется об этом, — поспешила заверить Кэтрин, вовремя прикусив язык и не сказав, что считает эту трагедию не стоящей выеденного яйца.
Теперь, когда Кэтрин познакомилась с кланом Серрано, ей совсем не трудно представить, что эти отжившие мумии считали усыновление чем‑то позорным, что нужно тщательно скрывать и ни в коем случае не выносить за пределы семьи. Если Александр воспитан в тех же традициях ‑ а по‑другому и быть не могло, — то ее муж, похоже, считает этот вопрос слишком деликатным, чтобы обсуждать с посторонними.
Несколько минут, показавшихся бесконечными, Алекс просто стоял, опустив красивую голову. Кэтрин очень хотела, чтобы муж поделился своими мыслями, но не стала отвлекать его. Однако время шло, а он все еще стоял в задумчивости и выглядел таким потрясенным, что ее сердце не выдержало. Кэти поднялась и подбежала к мужу обнять и утешить.
Алекс удивленно вскинул голову.
— Забудь, — горячо сказала Кэтрин, недоумевая, как решилась на такой поступок, и сама удивляясь вспыхнувшему внутри покровительственному, почти материнскому чувству к этому огромному мужчине. — Это все такая ерунда…
К ее изумлению, Алекс, рассмеявшись, обнял стройные бедра жены и прижал к своему горячему гибкому телу.
— Ну, если ты и впрямь так считаешь…
Кэтрин подумала: в детстве он, окруженный толпой этих замороженных типов, наверняка испытал мало ласки. Да и могут ли любить эти хранители условностей по‑настоящему? Ведь, по сути, Алекс не был Серрано.
И кого из этих далеко не приятных людей защищал Алекс? Ради кого жертвовал своей свободой?..
— Эй, похоже, ты за тысячу миль отсюда. Оторвавшись от своих дум, Кэти посмотрела в черные глаза мужа, и слабый румянец окрасил ее щеки.
— Я здесь и хочу тебя, — нежно сказал муж.
Все ее существо немедленно откликнулось на эти слова: сердце пустилось вскачь, во рту стало сухо; прильнув к мужу всем телом, она стала ластиться как котенок и, за мгновение до того как жадный, горячий рот припал к ее губам, услышала, что у Алекса участилось дыхание.
Его страсть застала Кэти врасплох, как и нахлынувшее волной собственное непреодолимое желание. Она таяла в сильных руках как воск. Ставшее таким знакомым мускулистое тело вызывало чувства, не поддававшиеся контролю; Кэти руководило только стремление утолить ненасытную жажду.
Малиновый жакет упал на ковер; искусные пальцы, пробежав по ее спине, ловко расстегнули застежку лифчика, и наконец напрягшиеся от томительного ожидания груди оказались в мужских ладонях, отчего из горла Кэти вырвались звуки, похожие на рыдание.
Алекс уложил жену на кровать и стал по очереди целовать набухшие соски. Жар разлился по всему телу ‑ каждый дюйм ее хрупкой плоти трепетал от разожженного им желания. Затуманившимися глазами Кэти смотрела, как муж нетерпеливо срывает с себя одежду, не отводя от ее тела алчного взгляда, в котором явственно читалось безумие.
Кэти увидела себя глазами Алекса ‑ лежащую с обнаженной грудью, с бесстыдно задранной юбкой, оголявшей широко раздвинутые бедра, — и почувствовала себя последней развратницей. Тем не менее она и не подумала сдвинуться с места, пригвожденная к кровати мощью исходившей от мужчины страсти.
— Именно об этом я и думал, пока вел церемонные разговоры за чашкой кофе, — с неослабевающим напряжением глядя на жену сверху вниз, признался Алекс. — Я не мог думать ни о чем другом. А теперь я чувствую то, что превосходит все мои ожидания.
Учащенно дыша, Кэтрин смотрела на Алекса; ее грудь вздымалась и опускалась. Обнаженный муж был великолепен: мускулистое тело напоминало греческую статую. Когда Алекс наклонился над Кэти, чтобы сдернуть юбку, от него исходило ровное сухое тепло, и покорная и смирная женщина лежала в сладком томлении, лишь чувства были обострены до предела.
Язык Алекса добрался до нежной впадинки на ее животе. Закрыв глаза и слепо вытянув руки, Кэтрин подалась навстречу, чтобы прижать мужчину к своему изнемогающему от желания телу. Алекс повиновался, и Кэти с сильно бьющимся сердцем обхватила мускулистые плечи. Кожа его была горячей и слегка влажной, Алекс перекатился на бок, увлекая ее за собой и срывая с нее последний лоскут разделявшей их одежды.
— Да, да, — застонала она, извиваясь в сладостной муке, когда, нежно проведя рукой по ее напряженному животу, Алекс стал ласкать там, где больше всего хотелось, впрочем, каждая клеточка кожи тоже отчаянно томилась в ожидании прикосновения.
