БАРБАРА КАРТЛЕНД - Необычная невеста
Он приходил в ярость от мысли, что история эта будет вынесена в заголовки газет, популярных среди любителей скачек.
Но все это теряло свою важность в сравнении с пропажей Эльмины.
Главное сейчас — найти Эльмину и вырвать ее из рук злоумышленников.
Они достигли границы парка, и, когда выехали на трассу для галопа, маркиз послал Самсона вперед, хотя огромный жеребец и не нуждался ни в каком посыле.
Следовало наверстать упущенное время, но Фалькона очень интересовало, о чем думает Чанг, едущий позади него.
Сомнений не было — Эльмина призывала его на помощь концентрацией мысли, чему ее научили на уроках карате.
«Черт возьми! — все больше свирепел маркиз. — Я убью этих дьяволов за то, что они с ней сделали!»
Эльмине было крайне сложно ехать вниз по склону, начинавшемуся сразу за трассой для галопа.
Так как руки ее были связаны, она с трудом ухитрялась держаться в седле, сжимая коленями круп лошади, но ей совсем не удавалось не клониться всем телом вперед.
Только рука Берта, придерживавшая ее за пояс, спасала от удара лицом о шею лошади или падения из седла.
Берт то ослаблял захват, то грубо дергал ее назад, причиняя боль.
Когда они подъехали к низине, он сказал:
— Так не может больше продолжаться! Если хочешь тащить эту женщину с собою, сажай ее на свою лошадь!
Никто ему не ответил, и он добавил:
— Из-за нее мы едем медленнее, а это небезопасно.
— Они нас не поймают! — заявил Эйб.
— Еще бы! — вскричал Берт. — Но было бы лучше прикончить ее. Ведь ты же захватил с собой пистолет!
Он сделал движение, словно хотел попридержать лошадь.
— Не здесь, ты, дурак! — одернул его Эйб. — Впереди река, через нее мы переправлялись по пути сюда. Можно сбросить ее тело там, и, десять к одному, они не найдут ее до того, как мы уйдем в море.
— Хорошая мысль! — кивнул Берт,
С этими словами он послал свою лошадь вперед, хотя они уже и так ехали быстро, и Эльмина подумала, что ее последняя надежда умерла.
Она не пыталась ни кричать, ни сопротивляться, так как знала: все ее мысли должны быть сконцентрированы на обращении к маркизу и Чангу — она предупреждала их, что попала в беду.
Теперь она знала — они найдут ее мертвой.
Будет ли маркиз сожалеть о ее смерти или сразу найдет утешение в объятиях леди Карстэйрс и забудет свою злополучную жену?
«Спасите меня! Спасите меня!» — молча взывала она, понимая, что, как бы громко ни закричала, ее крик заглушит толстая попона.
Она вспомнила речной поток в низине, где маркиз проводил скачки с препятствиями.
Хотя вода зимой стояла здесь высоко, в это время года река так мелела, что едва прикроет ее тело, и первый же путник, пересекающий поток, легко заметит его, плывущее по воде.
Но к тому времени она будет уже мертва — какая тут польза от ее обнаружения!
Вновь она отчаянно взмолилась, чтобы маркиз пришел ей на помощь.
«Я люблю вас! Люблю! — кричало ее сердце. — Теперь вы никогда и не узнаете ни о моей любви… ни о том, как все эти годы я думала и мечтала только о вас!..»
Потом она стала убеждать себя, что, даже если б он и знал обо всем, для него ее чувства ничего не значат.
Ну почему она возводила барьеры между собой и мужем!
По крайней мере могла бы позволить ему поцеловать себя хоть однажды!
Тогда сейчас, перед смертью, ей было бы о чем вспомнить.
Она почувствовала, как лошадь под ней сбавила ход.
«Спасите меня! Спасите меня!» — содрогалась она каждым нервом.
И тут в кромешной темноте перед ее глазами словно наяву возникло красивое лицо маркиза, а рядом с ним она ощутила присутствие Чанга и тоже смогла увидеть его.
Несомненно, Чанг был прав: мысль человека важнее всего на этом свете.
Если правильно сконцентрироваться и сосредоточить силу мысли в нужном направлении, для нее не существует никаких преград.
«Спасите меня! Спасите меня!» — снова взывала она.
Но Берт опять натянул поводья.
Было уже слишком поздно.
Он слез с лошади и потянул девушку из седла.
— Ничего себе река! — возмутился он. — Да это какой-то ручей. И как мы с ней обойдемся?
— Пристрели ее, — сказал Эйб. — Но не порть попону у нее на голове. Чересчур жирно.
— Хочешь сказать, чтобы я снял попону? — переспросил Берт.
Эйб не соизволил ответить, и Эльмине показалось, будто он заряжает пистолет.
Она стояла там, где Берт оставил ее, когда высадил из седла.
Он возился с веревкой.
— Жак! — позвал он. — Не могу развязать эту проклятую веревку. Ты привязывал, ты и развязывай!
— Oui,oui![4] — не стал возражать француз. — Я сейчас!
Эльмина поняла — он направляется к ней.
Он, должно быть, вел за собой лошадь, так как девушка могла слышать ее дыхание.
Она чувствовала, как развязывают веревку, как Жак или Берт снимают тяжелую попону, закрывавшую ее голову.
На миг она испытала облегчение — можно было вдохнуть свежего воздуха и ощутить на лице прохладу.
Она забыла, что еще ночь, но от лунного света и сияния звезд отчетливо видела все вокруг.
Потребовалось несколько минут, чтобы сосредоточиться и понять, где она.
Эльмина стояла на самом краю потока, а эти трое смотрели на нее.
Она узнала Эйба, которого видела мельком в конюшне, а также Берта.
Жак оказался таким, как она и ожидала: маленьким и смуглым.
Без сомнения, он служил жокеем. Одеты все трое были одинаково, видимо, и эти двое всю жизнь провели среди лошадей. Эйб, похоже, заряжал пистолет. Одной рукой он держал за поводья Шалом. Арабская кобыла не реагировала и, казалось, сохраняла невозмутимость.
В том коне, на котором она ехала вместе с Бертом, девушка признала Веллингтона, одного из любимых охотничьих жеребцов маркиза.
Он словно чуял что-то и беспокойно перебирал ногами, пока Берт, державший его за уздечку, не одернул его резким рывком, от чего конь вскинул голову. Лошадь Жака стояла с другой стороны и тоже сильно нервничала, но он не мог ничего с ней поделать, с трудом удерживая ее.
Эльмина лишь мельком взглянула на них и снова посмотрела на Эйба и пистолет в его руке.
Должно быть, она странно выглядела в своей черной тунике, с волосами, растрепавшимися под попоной и теперь рассыпанными по плечам.
Может быть, стоило попросить их о снисхождении.
Но нет, эти люди — закоренелые преступники, для них жизнь человеческая недорого стоит.
Она поняла, что взывать к их жалости будет пустой тратой времени, и не стала унижаться.
Так она и стояла с высоко поднятой головой.
