Линн Грэхем - Крещение огнем
К сожалению, разум и чувства очень редко являются союзниками, начинала понимать она. Мысль о том, что Рафаэль мог жить с другой женщиной, приносила ей нестерпимую боль. Вся ее жизнь была отмечена любовью к Рафаэлю, но, пока он был где-то там, далеко, эта любовь ничем ей не угрожала и ничего от нее не требовала, и потому боль была какой-то притупленной. Но сейчас все стало по-другому. Чувства вновь взяли верх, и если она будет не очень осторожна, то вновь выдаст себя с головой, как это уже случилось в Лондоне. К тому же сегодня она чувствовала себя особенно беззащитной.
Теперь она знает, почему Рафаэль с таким пренебрежением относится к своей семье и не понимает ее преданности семейным узам, от которой она и сама устала. Он вошел в этот дом, когда ему было семь лет от роду, и был вынужден бороться за выживание в стане врага. Сантовены всегда представляли для него угрозу, и только угрозу, и неудивительно, что он и не думал искать благосклонности ее родителей. У него на них просто не было времени, и именно его полное безразличие так разъярило ее отца.
К тому же Чарльз Сауткотт был слишком мелкой сошкой для человека, выросшего в таком окружении, признала она с раздражением. Как бы то ни было, Рафаэль потешил-таки свое самолюбие, доказав, что совершенно не годится на роль мужа.
— Ты еще не в постели?
Она не слышала, как дверь с легким щелчком открылась, и от неожиданности глаза у нее расширились. Одним махом она вскочила на ноги, лихорадочно прикрываясь полотенцем.
— Убирайся вон!
Его горячий золотистый взгляд медленно и совершенно бесстыдно заскользил по влажным изгибам ее тела, выступавшим из-под узенького полотенца.
— Сара… — хрипло пробормотал он тоном, какого ей еще ни разу не приходилось от него слышать. — Не двигайся, — приказал он, закрывая за собой дверь.
Она выкарабкалась из ванны.
— Открой дверь!
Не слушая ее, Рафаэль выскользнул из смокинга, ничуть не заботясь о том, что он упал прямо к его ногам на пол, и стал торопливо развязывать бабочку, не сводя с нее недвусмысленного взгляда.
— Я мечтал о тебе в ванне…
— Предупреждаю тебя, Рафаэль.
— О чем? — Он бросил на пол бабочку и с жестокой неумолимостью переключился на запонки белоснежной шелковой рубашки. — Лучше удиви меня. — Я люблю сюрпризы, — пробормотал он.
— Может, перестанешь раздеваться? — Сара, не в силах дольше сохранять ледяное достоинство, была уже готова завизжать, увидев в раскрытом треугольнике рубашки бронзовую, покрытую черными вьющимися волосами грудь.
— Ты предпочитаешь, чтобы я залез в ванну одетым?
— Если бы я была мужчиной, я бы швырнула тебя прямо в эту ванну! раздраженно крикнула Сара.
С запонками было покончено.
— Зачем меня швырять? Я и сам иду… по собственному желанию, — заявил он.
— Я не собираюсь делить с тобой эту ванну!
— Ты пуританка. Но не беспокойся, мы с этим справимся.
В его неожиданной улыбке ощущалось природное очарование и безжалостная решимость, та самая, что повела Ганнибала через Альпы.
На какую-то долю секунды его очарование захватило ее целиком, и если бы он сейчас ей приказал, она пошла бы танцевать для него на горячих углях. Но после короткого замешательства она взяла себя в руки:
— Я женщина, я очень рассержена и хочу, чтобы ты убрался прочь!
— Убрался куда? — Рафаэль с сожалением посмотрел на ванну.
— В свою спальню, куда же еще?
Воспользовавшись его секундным замешательством, она проскользнула мимо него, толкнула дверь и выскочила в спальню.
— Так ведь я и нахожусь в своей спальне. Если уж тебе так хочется, я могу провести посреди комнаты линию мелом. И все будет как в старые добрые времена.
Сара так резко обернулась, что едва не упала.
— Твоя спальня? Я не собираюсь спать с тобой в одной спальне!
— Придется. Мы не можем спать в разных спальнях, — заверил он ее сурово, без малейшей насмешки, поняв, что она говорит серьезно. — Мы много лет жили порознь, но теперь мы примирились…
— Я с тобой не примирялась! — резко оборвала его Сара. — И не собираюсь примиряться ни с чем из того, что ты сделал со мной пять лет назад! Никогда!
— У меня не меньше оснований чувствовать себя так же, — хрипло возразил он. — Но какая нам от этого польза? Секс — не оружие, gatita, и я не позволю тебе пользоваться им в этом качестве.
Под ее разъяренным взглядом он медленно пошел в ванную. Сара бросила полотенце и нырнула в ночную сорочку, чувствуя себя в большей безопасности в ее длинных складках. Глубокая ночь — не лучшее время для выяснения отношений. Завтра она поговорит с Консуэло. Ни за что не будет она спать с ним в одной комнате. А что же делать с этой кроватью? Скорее райские пташки запоют в раскаленном аду, чем она повторит роковую ошибку! Ее взгляд упал на мягкий шезлонг, стоявший слева от окна, и она бросила на него покрывало.
Кипя от негодования, Сара взбила подушку и положила ее на свою импровизированную кровать. Как он смеет заигрывать с ней после того, что наговорил ей в Лондоне? Как он смеет? Боже, когда же наконец он успокоится? Он заставил-таки ее приехать с детьми в Испанию. Разве этого мало? Ей не хотелось вспоминать его страшные угрозы. Ему не удастся затащить ее в кровать. Впрочем, как никто другой, она знала, что лучшим оружием против Рафаэля было безразличие. В подобных ситуациях существуют свои правила, и надо, чтобы Рафаэль их соблюдал.
Она приехала сюда под нажимом. Это было больше, чем компромисс. К тому же между ними не было никакого разговора о возможном возрождении их развалившегося брака! Хватит с нее отношений без чувств! Человек темперамента Рафаэля может столь же бесстрастно наблюдать за собственным поведением, как представитель внеземной цивилизации за развитием жизни на планете Земля.
Секс… Она ненавидела это слово, ненавидела его за низкий подтекст. Она не такая, как все, и пора бы ему это понять. Да, действительно, в Лондоне вдруг свершилось то, что раньше ей никак не удавалось. Но это вовсе не означает, что последует продолжение.
Когда он вышел из ванной, на нем было только полотенце, небрежно повязанное вокруг бедер. Если его не удастся урезонить, рассеянно подумала она, ощущая сухость во рту, она будет просто сидеть и смотреть на его обнаженное тело. Поймав себя на такой мысли, Сара посмеялась над собой, но вдруг с опозданием сообразила, что эта схватка характеров даже доставляет ей удовольствие, и она расстроилась. А поскольку Рафаэль не знал, что такое стыд, она восприняла полотенце на нем как уступку и отступление.
Уже через секунду она поняла, что ошиблась. Рафаэль сгреб ее в охапку и уложил на постель. Далеко зашвырнув полотенце, он буквально пригвоздил ее к кровати.
