Линн Грэхем - Крещение огнем
— На вас, видимо, бисера потратили не меньше, — пробормотала Сара прежде, чем успела прикусить язык.
Неожиданно для нее Рафаэль, откинувшись на спинку стула, от души рассмеялся.
— Осторожно, Люсия. Моя жена не такая уж тихоня, как это может показаться на первый взгляд.
На костлявом лице Люсии проступили отвратительные пятна.
— Вам следовало бы благодарить нас за то, что мы сделали для Рафаэля, — сказала она, обращаясь к Саре. — Когда мы приехали в Алькасар, он был маленьким грязным зверенышем. Он воровал продукты и припрятывал их, как дикарь. Он был жесток и даже пригрозил мне ножом…
— Потому что ты избила меня, — едва слышно пробормотал Рафаэль.
Лицо его тетки превратилось в ничего не выражающую маску. Рафаэль поднял бокал с вином.
— Полагаю, мы уже наслышались достаточно рассказов о приобщении маленького звереныша к цивилизации. Прибереги это для твоих благотворительных бесед, Люсия.
Тетка резко встала. Произнеся что-то оскорбительное на своем языке, она с вызовом бросила на стол салфетку и деревянной походкой вышла вон из комнаты. Наступила тишина. Через несколько секунд Рамон тоже встал лицо у него было багровым, а губы плотно сжаты.
— Я чувствую себя обязанным принести вам обоим свои извинения. Болезнь madre (Мама (исп.) очень сильно сказалась на Люсии, — пробормотал он без особой уверенности. — Perdonme (Извините меня (исп.), но я должен быть с ней. Buenas noches (Спокойной ночи (исп.).
— Buenas noches, — только и смогла выдавить из себя Сара, заметив почти молящий взгляд грустных, как у спаниеля, глаз Рамона, направленных на Рафаэля.
— Buenas noches, Рамон, — с легкой иронией в голосе попрощался Рафаэль.
Эта сцена произвела сильное впечатление на Сару. Она наконец сообразила, что Рамон и Люсия и были теми дядькой с теткой, которым однажды поручили воспитывать Рафаэля, и у нее болезненно засосало под ложечкой. И слабый Рамон был весь во власти Люсии. А в ее глазах Сара разглядела нечто большее, чем просто злую зависть, — там была холодная ненависть. Сара даже съежилась, представив себя на месте озлобленной Люсии, когда ей против воли навязали роль второй матери Рафаэля. Для Сары это было откровением, и она испытующе взглянула на Рафаэля. Лениво откинувшись на резную спинку стула, Рафаэль походил на дремлющего после хорошей кормежки тигра.
— С Рамоном ты мог бы быть и поласковее, — сказала она, не узнавая своего голоса.
— С какой стати, если он даже не может прибрать к рукам ни жену, ни сына? Зачем было тащить сюда Люсию? — возразил ей Рафаэль. — Вся его терпимость — чистая показуха. Рамон точно такой же, как Люсия.
Сара в замешательстве закусила нижнюю губу.
— По всей видимости, твоя кузина Катарина — единственный член семьи, выбивающийся из общей схемы.
— Si. Мы с Катариной очень дружны. — Темные глаза Рафаэля без всякого выражения смотрели на Сару. — Ты ее непременно увидишь еще до конца лета.
Неожиданное подозрение заставило ее сжаться, как стальная пружинка. Но ей тут же стало стыдно за себя и за свои мысли, и она постаралась обмануть проницательного Рафаэля.
— Уже поздно. День был очень тяжелым. Пожалуй, пойду-ка я спать.
Рафаэль улыбнулся ей ленивой улыбкой, в которой было что-то такое, от чего кровь быстрее побежала у нее в жилах. Не дав ей подняться со стула, он пробормотал:
— Momento, Сара. Мне вдруг очень захотелось узнать побольше о Гордоне. Не убегай.
— О Гордоне? — удивилась она, раздраженная тем, что ей опять приходится обороняться. Когда же до нее, как до жирафа, вошедшего в поговорку, дошел смысл того, что он сказал, она залилась краской. — Насколько я понимаю, Джилли уже что-то тебе наболтала.
— В ту ночь ты с ним спала? — с самым непринужденным видом спросил он.
— Не понимаю, как это ты не допросил Джилли «с пристрастием»?
— Cristo, за кого ты меня принимаешь? — воскликнул он с отвращением.
— Я вообще ее ни о чем не расспрашивал. Это она меня спрашивала. Она была расстроена тем, что увидела, и чем бы ты ни занималась в ту ночь, следовало было подумать о ребенке.
Разговор принял неожиданный для Сары оборот.
— Я бы ей все объяснила, если бы знала, что ее это интересует. Но когда он ушел, Джилли уже спала и больше ни разу про него не спросила! А у меня за последние два дня был полон рот хлопот.
— Виепо, но я жду ответа на свой вопрос, — нетерпеливо напомнил ей Рафаэль. — Я понимаю, насколько тебе трудно ответить прямо. Такая уж ты от природы, Сара. В вашей среде правду принято замалчивать или делать вид, что она не существует. Но, поверь, наш брак будет другим.
Сара была уязвлена и сбита с толку.
— А ты как думаешь?
Он не стал притворяться, что не понял ее ответа.
— Ты могла. Злость — не самый лучший советник женщины. А ты была на меня очень сердита, а если он уже был твоим любовником, то я бы не стал зарекаться, что это невозможно.
Сара вся кипела.
— Благодарю за доверие! Но, вообще-то, у меня нет привычки использовать свое тело как оружие мести. К тому же Гордон никогда не был и никогда не будет моим любовником.
— Muchas gracias, gatita, — пробормотал он мягко. — Но почему в твоем голосе столько горечи? Esta bien (Ладно (исп.). С Гордоном мы разобрались. К счастью. Он не настолько уж и интересен.
Сара насторожилась.
— Он хочет на мне жениться.
Рафаэль громко рассмеялся, чем вновь сбил ее с толку.
— Из всех возможных претендентов он меньше всего подходит на эту роль.
— Не вижу ничего смешного, — кисло заметила Сара, едва сдерживаясь от более колкого замечания. — Я отправляюсь в постель.
При свете свечи черные ресницы отбрасывали длинную тень на его твердые скулы.
— Неужели я похож на человека, который может этому воспротивиться? насмешливо спросил он.
Сара медленно поднималась по роскошной лестнице, все еще удивляясь способности Рафаэля мгновенно переходить от холодной задумчивости к безграничному веселью. Она вдруг вновь вспомнила о Катарине и опять на себя разозлилась. Ну и что из того, что он был дружен со своей кузиной? Хоть один друг в целом доме…
Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, она решила воспользоваться примыкавшей к спальне декадентской ванной. После дневного сна спать ей еще не хотелось. Когда, чуть позже, она залезла в теплую ласковую воду, мысли ее понеслись галопом.
Люсия ненавидела Рафаэля. Неужели же только из-за денег? По логике вещей Рамон и Люсия должны быть очень богаты сами по себе. Действительно ли Рафаэль разбил брак ее дочери или Люсия преувеличивала? А может, у Рафаэля и Катарины роман? А может, она сама становится параноиком? Очень даже может быть, подумала она, испытывая отвращение к себе. Ну, взять хотя бы весь тот шум, что она подняла из-за Сюзанны! А оказалось, что ее муж был тут же, радом с ней. Какое она имеет право задавать Рафаэлю такие интимные вопросы? Разве не она сама требовала от него развода?
