Галина Гилевская - Обжигающая страсть
Он долго думал, как лучше сообщить ей об этом. Каждое утро он просыпался и каждый вечер засыпал с мыслью о том, каким именно образом с честью для себя и без обиды для Лолиты выйти из игры.
А по ночам ему снилась улыбка Литы…
Дума, конечно же, учреждение крайне загадочное — и по логике своих действий и принимаемых решений, и по графику своей работы. Но такого поворота событий не мог предвидеть, кажется, даже наилучший из астрологов — в первую неделю сентября здание высшего законодательного собрания России опустело совершенно. Думцы, кто под каким-либо предлогом, а кто и без предлога, вдруг поголовно решили на всю катушку использовать дни уходящего лета и целыми косяками подались на юг, к морю, чтобы вкусить прелести бархатного сезона.
Работа в Думе стала. Не было и речи о проведении пленарных заседаний палат. Невозможно было качественно работать даже в комитетах и комиссиях. По коридорам огромного здания вяло бродили эксперты и помощники, референты и секретари, честно отрабатывающие свои оклады с положенных девяти утра до нормированных шести вечера.
Руководящие работники, вроде Кравцова, и немногие добросовестные депутаты старательно и настойчиво пытались выдержать какие-то графики работы — прохождения документов, выработки проектов, но, то и дело сталкиваясь с отсутствием нужного человека или с задержкой необходимой справки, быстро успокаивались, с радостью давая себе передышку в том бешеном темпе жизни, который задавала столь ответственная и сложная государственная служба.
Степан Николаевич не любил расслабляться. Но даже на него вдруг подействовала атмосфера сонного царства, царившая в последние дни в парламенте. Он внезапно почувствовал, что совершенно не страдает от отсутствия работы, и даже с радостью предавался временному ничегонеделанию, попивая кофе и покуривая в своем кабинете…
В тот день он с утра просмотрел свежую почту и пробежал по диагонали газеты, затем попробовал читать какую-то докладную записку, но это занятие очень быстро ему наскучило.
Часов в двенадцать он вызвал Машу, секретаря, и отпустил ее на обед, добавив, что до четырех она вряд ли ему понадобится. Затем спустился вниз, сел в машину и неторопливо закурил.
— Куда поедем, Степан Николаевич? Домой?
— Нет, Володя, домой мне совсем не хочется. Давай покатаемся немножко, проветримся. Что-то странное — сегодня совершенно не работается…
Водитель Кравцова ловко вырулил со стоянки и, зная любовь шефа к старой Москве, покатил к Садовому кольцу, чтобы проехаться вокруг центра.
Кравцов сидел, отвернувшись к открытому окну, и невидящим взглядом рассматривал прохожих и проезжающие мимо автомашины.
В который раз он думал об одном и том же — что сказать Лолите? Как оправдаться перед Макаром?
Более всего он боялся поторопиться, обидеть, оскорбить их, оттолкнуть от себя. Этого он допустить никак не мог.
И вдруг возникла простая и четкая мысль: «Ну, чего же ты боишься? Позвони, скажи ей как есть — и все! Она не должна обижаться, она поймет, ведь так будет лучше для всех, и для нее в первую очередь. Будь честным, и все образуется!»
Кравцову так понравилась эта идея, что он не захотел ждать больше ни минуты.
— Володя, давай найдем телефонную будку и затормозим. Мне надо сделать важный звонок.
Шофер Кравцова удивленно покосился на шефа, затем на аппарат связи, стоявший в машине, но, ничего не сказав, снизил скорость и через несколько мгновений высадил Степана Николаевича у таксофона.
Кравцов помнил телефон агентства «СтарЛат» наизусть.
— Алло? Агентство? Это, наверное, Вероника?.. Будьте добры, пригласите госпожу Паркс. Кравцов беспокоит.
Через секунду трубка ответила голосом Лолиты:
— Я слушаю. Это Степан Николаевич?
— Да, я. Лолита, не говори ничего. Я не хочу, чтобы ты как-нибудь мне возражала. Только выслушай…
Он помолчал, собираясь с силами и с мыслями, но тут же решительно и твердо заговорил:
— Лолита, послушай. Я должен отказаться от тебя. Я вынужден, обязан сделать это. Мне кажется, нет, я уверен, это будет правильный поступок — так будет лучше и для Макара, и для тебя. Мы оба знаем, что это правильно… Прости, Лита, — и Кравцов решительно повесил трубку, не дожидаясь ответа девушки.
К машине он вернулся какой-то просветлевший и радостный, как будто скинул с себя огромный груз, как будто исполнил важнейший долг.
— Вперед, Володя! На Гоголевский бульвар…
Лолита сначала даже и не поняла, что произошло. Она даже не успела вставить в монолог Кравцова хотя бы слово, как в телефонной трубке раздались короткие гудки.
Несколько минут девушка сидела совершенно ошеломленная, тупо уставившись на телефон. И вдруг улыбнулась, удивленно покачав головой.
«Эх, Степан, Степан!.. Но почему так? Почему по телефону?.. Неужели нельзя было прийти, сказать…
Боялся! Боялся, что я начну отговаривать: не бросай меня, Степанушка, как же это я с одним Макаром останусь!..
Это все мать виновата… С разговорами своими дурацкими. Вечно вот так: как понесет ее — не остановить… Что же теперь делать?
А действительно — как же я теперь без него? Он стал таким своим, таким близким… Нам так было хорошо!..
А может, он и не любил меня никогда?.. Поиграл немножко, проверил, так сказать, невестку на вшивость — и на сторону?..
Нет! А Таллинн?!
Он любит меня…
Сказал, что так будет лучше для всех… Наверное, он прав, ведь мы действительно слишком далеко зашли. И он мог испугаться, что все станет известно Макару, Светлане Васильевне…
Но про меня он совсем не подумал…»
Лолита вдруг почувствовала, что слезы вот-вот навернутся на глаза, и попыталась взять себя в руки. Но усилия оказались тщетными, и девушка разрыдалась.
— Я же люблю тебя! А ты!.. А ты!.. — сквозь всхлипывания приговаривала она, одной рукой роясь в своей сумочке в поисках платка.
И вдруг жалость к самой себе сменилась приступом ярости. Так и не найдя платка, Лолита резким движением вытряхнула содержимое сумочки на стол, а саму сумку с размаху швырнула на пол. Она вскочила, не зная, на что еще обрушить свой гнев, и тут взгляд ее упал на телефон.
— Значит, так теперь поступают мужчины! Сообщил, видите ли, о своем решении по телефону… Нет! — она почти кричала, совершенно не думая о Веронике, которая могла услышать все из приемной. — Лолиту Паркс не бросают, она бросает сама! Понял?!
И девушка, схватив телефонный аппарат, со всей силы ударила им по столу, а потом в ярости смахнула его на пол и, обежав стол, подфутболила еще ногой, но, не рассчитав, сильно ударилась об угол стола голенью.
