Эми Эндрюс - Только не замуж!
Кэсси подпрыгнула, когда Так швырнул в стекло окна телефон. Он отскочил и упал на пол. Так не обратил внимания, что бросил дорогущий аппарат, и взъерошил рукой волосы.
– Привет, – сказала она.
Так повернулся к ней. Сделал полдюжины длинных шагов и заключил ее в объятия. Он ничего не говорил, но она чувствовала, что он вне себя от возмущения.
Так отстранился и взглянул в серо-голубые глаза Кэсси. Они стали частью его жизни, и он не представлял, что ее может не быть рядом, такой спокойной и мудрой. И это взъярило его еще сильнее – ведь их жизни вместе пришел конец!
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – промолвил он.
– Это о той статейке в журнале?
У Така дыхание перехватило. Когда утром его референт все ему сообщил, он решил не портить Косей настроение и подождать до вечера. К тому же лучше такие вещи обсуждать не по телефону. Поэтому он весь день названивал другим людям, а ее не беспокоил.
– Ты это видела?
– Нет. Но мне звонили Риз, Джина и Марии.
Проклятье! Об этом он не подумал.
– Все в порядке. Они у меня попляшут! Опровержение домыслов насчет Дженни покажется им школьным пикником по сравнению с тем, что я им устрою теперь.
Кэсси выскользнула из его рук. Что-то слишком много шума вокруг этой статейки.
– Бога ради, о чем там речь?
– О! Они тебе не рассказали?
– Нет, у меня была куча важных дел. В моем исследовании развиваются идеи самого Карла Сагана. А эти статейки… Что все как с ума посходили? У тебя есть экземпляр?
Так оглянулся на кипу газет и журналов, которые покупал в каждом киоске Итаки.
– Один или два.
Кэсси посмотрела на разбросанные по обеденному столу и полу журналы. Подняла один из них и открыла. Третью страницу венчал заголовок: «Уродливая уточка Така».
Внизу было несколько фотографий. На одной – они у кратера Барринджер, причем она вспотевшая и в запачканной одежде. Три других снимка были сделаны следующим утром. На первом ветер раздувал ее футболку, и она походила на рекламного человечка фирмы «Мишелин». На втором виднелось ее искаженное болью лицо, когда она споткнулась о камень. А на третьем она страстно целовала обнаженную грудь Така.
Фотографии были немного расплывчатые, но вполне сносные.
В статье обсасывалось, кто она такая и как не похожа на обычных для Така гламурных див. Проводились параллели между закатом его карьеры и неудачами с женщинами. У Кэсси расширились глаза, и она с отвращением отбросила журнальчик в сторону.
– Этот ублюдок из автофургона. – Так снова зашагал по комнате. – Должно быть, настоящий папарацци – не станет же простой экскурсант всем этим заниматься. И для таких снимков нужен серьезный аппарат.
Кэсси задумалась:
– Это был тот увешанный золотом парень.
Так остановился:
– Что же ты не сказала, что рядом папарацик ошивается?
Она пожала плечами:
– Я тогда не думала, что он этим занимается.
– А почему ты сейчас так решила?
– Он все время вертелся рядом. Спрашивал, не твоя ли я подружка. Удивлялся, что не похожа на других твоих… Словно поражался, что мы вместе. С ним был мальчик… вроде Зак… ты еще дал ему автограф.
Так кивнул. Он вспомнил. Того человека он не знал – изучил за последние годы всех папарациков.
– Хорошо. – Он поднял телефон с пола и нажал клавишу повтора последнего вызова.
Кэсси слышала только его слова. Так в деталях рассказал все своему адвокату, и они решали, как добыть записи видеокамер кратера Барринджер за тот день. Во время разговора Так снова начал ходить по комнате, хотя его возмущение, кажется, начало спадать. Кэсси чувствовала его настроение так же хорошо, как и запах феромонов.
Так закончил разговор и повернулся к Кэсси:
– Прости. Очень, очень жаль. – Он думал, как сейчас переживает Кэсси. Я не должен был позволить им уйти с этим.
Кэсси пожала плечами:
– Позволить уйти – с чем? Пусть думают что хотят.
Так заморгал. Любая знакомая ему женщина пришла бы ярость от подобного заголовка.
Но они оскорбили тебя.
Кэсси хмыкнула:
– Ты полагаешь, я оскорблена?! Думаешь, человек думает о своей привлекательности, когда мечтает о Нобелевской премии? Но на нее номинируют отнюдь не самых-пресамых симпатичных, Так. Думаешь, ученых заботит чья-то внешность? И в Антарктиду отправляют тех, кто выглядит очаровательно? Ты правда не понимаешь, как мало меня все это трогает.
– Они не имеют права писать такое о тебе в газете, которую покупают во всей стране. – Спокойные рассуждения Кэсси снова вывели Така из равновесия. – Ни о какой женщине. – Неужели она не понимает, как прекрасна?
Кэсси покачала головой, удивленная его яростью. Потом решила, что это стало пощечиной Таку, который привык и к славословиям, и что его знали как покорителя красавиц.
– О… понимаю, – промолвила она. – Это не обо мне. Это удар по твоему мужскому тщеславию. Какой-то дешевый журнальчик набрался смелости назвать твою женщину «уродливой». Боишься, что тебя теперь не включат в светский А-список – с такой уродливой мозговитой подружкой? – Она покачала головой. – И какого черта ты тогда остаешься со мной, Так?
Он не верил своим ушам. В нем закипало возмущение, неслось с током крови по всему телу. Как она могла подумать о нем подобным образом?
– Все это словоблудие меня не волнует, – бросил он, уперев руки в бедра. – Но меня волнует, когда известная всей стране газета может назвать любую женщину уродливой. Кто они такие, чтобы судить? Чтобы писать об этом? Взять хоть тебя. Ты сексуальная, симпатичная, душевная, умная и, без всяких оговорок, здравомыслящая. Эти кретины, со всеми их фотопушками и фотошопами, мизинца твоего не стоят. И я не собираюсь сидеть здесь сложа руки, когда они будут называть уродливой одну из самых блестяще образованных женщин, которую я люблю.
Закончив свою тираду, Так тяжело дышал. И несколько секунд не вполне осознавал, что только что произнес.
– Что ты сказал?
Он сказал, что любит ее. Первой его мыслью было взять свои слова назад. Будто вырвалось у него сгоряча. Однако, если и вырвалось сгоряча, он именно это имел в виду. Что любит ее. Просто прежде этого не осознавал.
Он чуть не расплескал кофе, когда утром впервые прочитал ту статейку. И его ярость поднималась и поднималась до штормовой отметки. Когда первый раз набрал номер адвоката, он даже не мог выразить словами причины своего бешенства, но понимал, что готов на все.
