Энн Хэмпсон - Любовь и месть
Но он лишь покачал головой. В ней закипала злость, несмотря на все усилия Антонии сохранять спокойствие. Могло существовать только одно объяснение его непреклонности: муж привык к ее присутствию в доме; к тому, что под рукой есть женщина.
— Мой долг — помочь сестре.
— Конечно, это твой долг. — Мужчина пару секунд помолчал, задумавшись. — Наилучший выход, насколько я понимаю, — оставить детей здесь до тех пор, пока Пэм не поправится настолько, чтобы забрать их. Нет, Тони, не перебивай, — попросил он, увидев, что девушка открыла рот. — Они были неуправляемы, когда приехали сюда, и дома быстро снова избалуются.
— Ты не слишком высокого мнения о моих педагогических способностях, — заметила жена, задрав подбородок.
— Совсем не высокого, — кивнул супруг. — Если бы я не занялся их воспитанием, они бы сейчас были еще менее управляемыми, чем два месяца назад.
Антония бросила сердитый взгляд в его сторону:
— Ты такой умный — прямо дрожь пробирает!
— Я деловой. — Ее приступ гнева мужчина воспринял с легким удивлением, но от комментариев воздержался. — Напиши сестре и сообщи ей, что мы присмотрим за детьми до ее выхода из больницы.
— Ты говоришь серьезно? — Тони вспомнила, как Дарос, едва увидев сорванцов, приказал ей убрать детей из дома сию же секунду. — Тебе они не нравились когда-то.
— Меня, естественно, не обрадовала перспектива присутствия в доме трех малолетних хулиганов, свалившихся на мою голову, да еще и без предупреждения, — признал судовладелец. — Но должен сознаться, дети твоей сестры совершенно очаровательны теперь, когда я их приструнил. И я не против их пребывания здесь, если ты не будешь забывать, что присматривать за ними входит в твои обязанности, а не Марии. У нее и без того дел полно.
— Я оставила их всего один раз, — заметила Антония.
У мужчины вырвался раздраженный вздох, и он спросил довольно резко:
— Ты не устала от этих глупых инфантильных выпадов? Мы должны решать проблему.
Краска прилила к щекам девушки, и она отвела взгляд, смутившись от его упрека.
— Я напишу Пэм сегодня, — произнесла она. — И маме, потому что она волнуется из-за предстоящего приезда детей. Им придется пропустить школу, но, надеюсь, это ненадолго.
— Они будут ходить в школу здесь, — непререкаемым тоном сообщил супруг.
— Здесь? Но они не знают языка.
— Тогда им представится великолепная возможность выучить его. — Он осушил свою чашку кофе и поставил ее на блюдце. — Как насчет денег? Твоей сестре они понадобятся. Дай мне знать, какая сумма потребуется, и я переведу средства на ее счет.
Тони могла только ошарашенно уставиться на него, не веря своим ушам. Ее муж, такой скупой в прошлом, согласен оплачивать комфорт и душевное спокойствие женщины, которую никогда не видел! Да еще и представительницы презренного племени англичан!
— Ты хочешь помочь деньгами моей сестре? — выдохнула Антония, когда наконец к ней вернулась способность говорить.
Прямые брови мужа чуть приподнялись.
— При том, что тебе я не давал ни гроша, да?
— Вот именно.
Дарос вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и встал со стула.
— Но тогда ты требовала, Тони, — объяснил он и легонько похлопал ее по щеке.
— Я твоя жена.
— Теперь — да. Но ведь тогда ты ею не была, верно? — Мужчина кинул косой взгляд в ее сторону, его глаза смеялись. — Ты казалась мне маленькой твердолобой охотницей за золотом. Но, как я сказал однажды вечером, последнее время ты меня озадачиваешь.
Девушка взглянула на него, закинув голову. Дарос пару минут пристально всматривался в глаза супруги, а потом залюбовался прелестным цветом ее волос и персиковым оттенком щек. Губы Тони были приоткрыты, и он наклонился, чтобы впервые поцеловать ее без страсти и вожделения.
— Дарос… — Сердце Антонии как-то странно заныло. — Ты… Я…
— Да?
— Я напишу сегодня Пэм и маме, — поспешно сказала девушка.
Задорная улыбка смягчила твердую линию его губ.
— Да, моя дорогая, ты уже говорила об этом.
— Тогда они перестанут волноваться.
— Обязательно, — кивнул муж.
— Дети будут в восторге, — смущенно пробормотала Антония.
— Без сомнения.
— Хотя, может, и не будут…
— Нет? — удивился мужчина.
— Луиза в последнее время часто вспоминает о маме.
— Тони, — обратился к ней супруг, смеясь. — Так можно продолжать до бесконечности. Если ты хочешь успеть отправить письма с сегодняшней почтой, тогда тебе лучше пойти и написать их.
Девушка смотрела, как он уходит, ошеломленная произошедшей в нем переменой. Потому что надменный грек действительно преображался. Возможно, его смягчили дети… Хотя нет. Племянники не имели отношения к этому поцелую, поцелую, так отличавшемуся от всех его страстных ласк, в которых не чувствовалось ни нежности, ни уважения.
Мужчина несколько раз заявлял, что Тони его озадачивает. Могло ли его мнение о ней измениться? Как ни странно, девушке очень хотелось, чтобы именно так и случилось. И это после героических усилий казаться настолько неприятной и раздражающей, насколько она была способна!
Миссис Латимер напевала себе под нос песенку, поднимаясь наверх за бумагой и конвертами. Она забыла об отвратительных замечаниях Дароса, касающихся англичанок, жалела о своей клятве отомстить ему и даже простила мужа за все его угрозы.
Ответ сестры пришел через несколько дней. Антония зачитала письмо супругу, который, как она заметила, слушал с неподдельным интересом. Правда, иногда он хмурился, словно не хотел о чем-то слышать.
«Это замечательные новости, Тони! Пожалуйста, передай мою глубочайшую признательность своему мужу. Доктор Бенсон сообщил, что случай срочный, но я все же подумывала отложить операцию. Не могла представить себе, как мама управится с детьми. Но благодаря вам я могу немедленно лечь в больницу и ни о чем не беспокоиться. Я думаю, твой муж — замечательный человек, и я поклялась серьезно экономить, когда выздоровею, — как только вернусь на работу, конечно, — и приехать к вам в следующем году в гости».
Девушка замолчала, в горле стоял ком. Пэм была настроена оптимистично или просто подбадривала близких. Но она никогда не накопит необходимую сумму, чтобы оплатить четыре билета до Родоса. Судовладелец думал о том же, судя по тому, как он качал головой и хмурился.
«А что касается денег, которые Дарос согласен одолжить, — писала сестра, — десяти фунтов будет достаточно. Я просто хочу купить себе приличную ночную рубашку (с оборочками, для поднятия духа!), чтобы взять с собой в больницу».
