Дина Аллен - Брат и сестра
С каждой проходящей неделей она скучала по нему все больше и больше, хотела его как мужчину, ее мужчину, ее возлюбленного… Страстно желала разделить с ним обязанности по воспитанию будущего ребенка… Мечтала, чтобы он был рядом, чтобы заключил ее в свои объятия и поцелуями заставил забыть одиночество и боль разлуки, чтобы сказал ей, что все будет хорошо, и они навсегда останутся вместе.
Иногда Трейси даже снилось, что это произошло в действительности. А потом она просыпалась в своей одинокой постели, вновь по щекам ее текли слезы, и остаток ночи проходил в беспокойных метаниях и робких надеждах на то, что каким-то чудесным образом все может перемениться.
В середине декабря Трейси настояла на том, чтобы вернуться в свой дом.
Люси ожидала наступающее Рождество с огромным нетерпением. В последнее воскресенье перед праздником Филдинги и Трейси с Люси собирались поехать в питомник, чтобы купить к празднику елки. Хотя Трейси отказалась от великодушного приглашения Энн разделить с ними праздничный обед, она согласилась прийти к ним на следующий день.
Люси мечтала о снеге, который белой периной накроет все вокруг. Но, хотя температура воздуха все время падала, долгосрочный прогноз не обещал снега на Рождество.
В воскресенье днем, когда Трейси пекла пирожки с изюмом, а Люси усердно рисовала и подписывала поздравительные рождественские открытки, зазвонил дверной звонок. Едва услышав переливчатую трель, Трейси сразу же догадалась, что это Джеймс, но смалодушничала, и вместо того, чтобы открыть самой, послала вниз Люси. Когда Джеймс вошел в кухню, она опасливо встала по другую сторону маленького кухонного стола, глядя на него усталыми, полными боли глазами.
Она так часто видела Джеймса в своих снах, так часто думала о нем, вспоминала его, что увидев его и поняв, что он переживал не меньше нее, потеряла все свое выстраданное за долгую разлуку спокойствие. У нее перехватило горло, тело стало ватным.
Джеймс похудел, значит, тоже страдал и изведал боль разлуки. На какой-то момент ей захотелось броситься к нему и заключить его в объятия.
Как будто прочитав ее мысли, он сделал шаг ей навстречу, и Трейси тотчас же взяла себя в руки, вспомнив, что не должна поддаваться слабости.
— Не подходи слишком близко, — предупредила она. — Я вся в муке и испачкаю твой костюм. Мне говорили, что вы приедете к Рождеству. Давно ты вернулся? А Кларисса… с ней все в порядке?
Трейси говорила не умолкая, стараясь словами заполнить болезненную пустоту внутри себя, удержаться от малодушных слез, от того, чтобы сказать ему: несмотря ни на что, она не могла жить без него.
— Мы прилетели утром, трансатлантическим рейсом, — тихо сказал Джеймс. — С Клариссой все в порядке. Трейси, пожалуйста…
В кухню вошла Люси, и он замолчал.
— Вот твоя поздравительная открытка, — с важным видом заявила девочка. — Мама сказала, что я могу послать ее тебе, но, я думаю, лучше отдать прямо сейчас.
Наклонившись, он взял открытку и к удивлению Трейси сказал:
— Может быть, ты сохранишь ее для меня до Рождества? — А потом, глядя ей прямо в глаза, спокойно пояснил: — Я хочу, чтобы вы с мамой провели Рождество в моем доме, Люси. Как тебе это понравится?
— А Руперт тоже будет там? — спросила девочка.
Джеймс рассмеялся.
— Да, Руперт тоже будет.
Как только Джеймс мог? Как посмел использовать против нее Люси? Должен же он понимать, что она не может, не должна принимать подобное приглашение…
— Извини, — официальным тоном начала Трейси, — но я боюсь, что это невозможно…
Она замолчала и сделала ошибку, посмотрев на него. Боль, тоска, любовь, читавшиеся в его глазах, перевернули ее сердце. Трейси захотелось крикнуть, что ей не нужен никто, кроме него.
Люси, обхватив ее руками, умоляла согласиться. И Трейси, вдруг почувствовав внутри себя ребенка Джеймса, пока еще незаметного постороннему взгляду, услышала свой дрожащий голос, принимающий приглашение. Да, они проведут Рождество в «Голубятне».
После этого Трейси почувствовала себя как на американских горках: Джеймс решил ковать железо, пока оно горячо. Он приедет за ними в канун Рождества и отвезет обратно после Нового года.
— Но это слишком долго, — запротестовала она. — Рождество… Новый год…
— Слишком долго?
Улыбка, появившаяся на его губах, была мимолетной и горькой. Но внутренний голос и так настойчиво твердил Трейси, что, позволив себе напоследок провести с ним время, она поступила опрометчиво…
Энн, услышав, что они не смогут прийти к ним, нисколько не обиделась.
— Я рада тому, что вы наконец-то взялись за ум, — напрямик сказала она Трейси, совершенно неверно оценив ситуацию. — Он уже знает о ребенке?
— Еще нет…
— Отложили до Рождества? — спросила подруга с пониманием. — Несколько необычный подарок.
Трейси промолчала. У нее не было намерения говорить Джеймсу о ребенке. Достаточно того, что она проявила слабость, согласившись на предложение провести с ним Рождество.
Поскольку канун Рождества пришелся на воскресенье, ей не нужно было открывать магазин. Джеймс приехал, когда Трейси и Люси еще завтракали.
К счастью, они собрались заранее, даже уложили красиво упакованные подарки, которые, по настоянию Люси, она выбрала сама. Правда Трейси сомневалась в том, что Джеймс будет в восторге от глиняного изображения Руперта, но у нее не хватило духу сказать об этом дочери.
Сама она купила ему галстук, шелковый, совершенно безликий, не идущий ни в какое сравнение с подарком, который одновременно преподнесла ему и получила от него. Ее ребенок… их ребенок…
Она машинально коснулась живота и насторожилась, когда Джеймс, проследив за этим движением взглядом, спросил:
— С тобой все в порядке?
— Конечно! — резко ответила она. — А в чем дело?
Джеймс не ответил, но Трейси понимала, что он заметил, как она исхудала.
— Ты приехал раньше, чем я ожидала, — сказала она.
— Потому что я хочу, чтобы Люси помогла мне нарядить елку, — пояснил Джеймс, ласково посмотрев на восторженно улыбающуюся девочку.
— А елка очень большая? — спросила она позднее, когда они уже вышли из дома.
Трейси не могла не обратить внимания на то, как естественно и доверительно Люси взяла его за руку, когда они шли по улице.
— Довольно большая, — ответил Джеймс.
— Но тогда я не смогу достать до самого верха, — с беспокойством заметила Люси.
— Не волнуйся, верх я беру на себя, — заверил ее Джеймс.
Ночью подморозило, лужайки вдоль дороги, ведущей к дому Джеймса, были белыми от изморози, и у Люси даже вырвался крик радости от увиденного. Ее мечта сбылась! Трейси же почувствовала, как сердце ее защемило от горького сожаления.
