Уинифред Леннокс - Этюд в золотистых тонах
Вскоре на горизонте возник Алек Финчли, рыжий журналюга, известный своей хваткой. Он коршуном парил над Марчем, постепенно сужая круги, готовясь к последнему, смертельному удару. Скунс куда-то пропал и не подавал признаков жизни, а поскольку связь у них была односторонняя, Марч не знал, как разыскать «благодетеля». Поняв, что его подставили, он запаниковал.
Убрать ненужного человека не проблема, были бы деньги, а их Марч не жалел. Финчли под предлогом передачи столь необходимых ему документов заманили в укромное место и сожгли вместе с машиной. Никаких дальнейших разоблачений не последовало, и Марч вздохнул спокойно.
И вот спустя два года, когда он уже надежно похоронил всю эту историю в закоулках памяти, кошмар начался снова. Он с ненавистью посмотрел на валяющуюся на полу газету. «Известный бизнесмен уличен в связях с ирландскими террористами. Манчестерский след ведет в правительство».
Александра Финчли, проклятое отродье! Когда он увидел ее у Рэдклифа и, уловив в ее чертах сходство, понял, кто перед ним, то чуть не задохнулся от стиснувшего горло страха. Марч непременно выдал бы себя, если бы Барнс со своей слепой внучкой очень кстати не отвлек внимание присутствующих.
Роковая цепь совпадений, дурацких случайностей и вот — возмездие, расплата за самый страшный смертный грех, убийство.
Марч схватил бутылку с виски и сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка. Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть. Рука непроизвольно дернулась к трубке и замерла на полдороге. Ну вот, началось. Он заткнул уши, чтобы не слышать настырного, корежащего душу звона.
Прочь! Все прочь! Я еще не ваш. Марч услышал скрип собственных зубов и дрожащей рукой вытер пот со лба. Есть один должок, который кое-кто должен заплатить. Красавчик Грегори, лоботряс и бездельник, палец о палец не ударивший, чтобы оправдать свое существование на этом свете. Ходячий укор его, Марча, плебейской внешности и каждодневной изнурительной борьбе за существование. И это ничтожество предало его.
Номер набрался только с третьей попытки: дрожащие пальцы никак не хотели попадать на нужные кнопки. Металлический голос автоответчика:
— Сейчас дома никого нет. Дождитесь сигнала и говорите.
— Красавчик.
Не успел он отключиться, как телефон зазвонил снова. Шакалы! Марч схватил дребезжащий аппарат и запустил им в стену. Наконец-то долгожданная тишина. Он открыл окно и, тяжело дыша, вскарабкался на подоконник.
Далеко внизу бежали, гудя, машины, размером с божьих коровок. Маленькие человечки спешили куда-то по своим никчемным делам. Еще вчера они и не подозревали о существовании Джеймса Марча. А сегодня обрывают телефон, каждому нужен кусочек его шкуры.
Он вцепился в оконную раму. Голова кружилась, перед глазами плыли круги. Когда смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя. И нет сил выдержать этот взгляд. Марч разжал пальцы и шагнул в пустоту.
Глава пятая
«Я люблю тебя»
Грег вошел в комнату Барнса и присел на край кровати. Знакомый профиль четко вырисовывался на фоне белой подушки. Что-то старик сильно сдал за последнее время, озабоченно подумал Грег. Щеки ввалились, кожа стала пергаментной, седая грива волос будто поредела.
— Не спишь?
— Нет. Думаю.
— Можно спросить о чем?
— Не сейчас.
— Ладно. — Грег не стал настаивать, зная, что все равно бесполезно. — Собирайся, старина, поедем в Лайм-Парк. Мне надо поговорить с отцом.
— Давно пора. Но именно поговорить, а не побоксировать, как обычно.
— Он не дает мне такого шанса.
— Видел бы ты себя, мой мальчик, когда разговариваешь с ним. — Барнс улыбнулся, в глазах мелькнула лукавая искорка. — Бойцовский петушок, перья торчком, гребешок вздыблен. И наскакиваешь, наскакиваешь. — Старик вдруг посерьезнел. — А между тем граф уже немолодой и очень одинокий человек. У него есть только ты, больше никого на целом свете. Представь себе, что он целыми днями один в огромном доме, как в темнице.
— Его темница совсем иного свойства, — возразил Грег. — Высокомерие и презрение к себе подобным. Из нее выбраться куда труднее, чем из пустого дома.
— Ты впадаешь в страшный грех, мой мальчик, — огорченно сказал Барнс. — Дети не должны судить своих отцов.
— Зато отцы могут судить своих детей! Нет уж, слуга покорный! Предпочитаю оставаться самим собой.
— А результат? Ты им доволен? Случайные друзья, случайные женщины, ни одного человека, на которого можно положиться, про которого можно сказать: «Этот со мной и в огонь, и в воду». Пока ты молод и силен, ты этого не замечаешь, тебе никто не нужен, но, не дай Бог, что случится, и ты сразу почувствуешь пустоту.
— На такой исключительный случай у меня есть ты.
— Я стар и мало что могу тебе дать.
— Ты сам знаешь, что это не так. После смерти мамы ты заменил мне семью.
— У тебя есть отец, и он любит тебя. Своеобразно, не всегда понятно, но любит. Знаешь, после смерти этого мальчика, Бада, я о многом стал задумываться. — Барнс откинулся на подушку и закрыл глаза, словно так ему легче было говорить. — О том, что можно просто не успеть сказать и сделать то, что хочешь и должен. Ведь он так любил ее. Ты себе не представляешь, как он любил мисс Сомерсет. Весь светился от счастья, когда смотрел на нее.
— Ты ошибаешься, — резко возразил Грег. — Бад был парнем Сандры. Она и возненавидела меня, после того как провела со мной ночь в Лайм-Парке. Видно, не могла себе простить, что изменила ему. Впрочем, я не оставил ей никаких шансов. — Он усмехнулся, но усмешка получилась невеселой.
— Не забывай, я провел там целый вечер. Между ними ничего не было.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! — вскричал Грег. — Мне тридцать лет, Барнс, и даром время я не терял. Перепробовал всяких женщин — белых, желтых, черных, толстых, худых, всяких. Изучил их вдоль и поперек, благо это несложно. Они еще только начинают думать своим куриным умишком, а я уже знаю о чем. Но этой-то что надо?!
— Уважения.
— Ерунда, Барнс! Женщинам нужно восхищение, комплименты, лесть, деньги, что угодно, только не уважение. Это их убивает.
— А Сандре от тебя нужно именно это. Ну, помимо всего прочего, разумеется.
— Нда-а-а… Это ж надо было так влететь!
— Ага! — возликовал Барнс. — Признаешь, что влетел? Куда ты?!
— К ней! — крикнул Грег уже от двери. — Припру ее к стенке и докажу, что способен уважать ее до полного изнеможения.
Неторопливое, мягкое жужжание лифта сегодня вызывало у него лишь раздражение. Тащится как улитка, сбивая с ритма неистовую пульсацию крови. А крепость по имени Сандра надо брать с наскока, неожиданным броском, чтобы в зародыше подавить сопротивление. Теперь, когда он знает, что ее сердце свободно, это будет несложно.
