Флоренс Уэстли - Память сердца
Было около двух ночи, может быть, позже; все замерло, как будто сам старый дом решил поспать.
Продолжая бодрствовать, Джон устремил взгляд на полосу неба, видимую в узком пространстве между кружевными занавесками. Когда в былые времена подростком он спал в этой комнате, окна по его просьбе не закрывались: ни жалюзи, ни штор не было. Между ним и садом, окружавшим дом, — прозрачное тонкое стекло. Такой же тонкий слой стекла отделяет его сейчас от лиц, запечатленных на фотографии, которая стоит на ночном столике: папы, мамы и их двойняшек.
Краски на фото выгорели — годы прошли, но ничуть не померкло солнечное сияние в голубых глазах Бетси, обнимающей малышей.
Ему не надо объяснять, как глубока и жертвенна такая любовь. Джон видел множество отцов и матерей, рисковавших жизнью ради своих близких.
Нет ничего ужаснее быть свидетелем отчаянного, бессильного горя отца, который осознал: его сын или дочь не выйдет живым или живой из огня; так же надрывают душу нечеловеческие страдания матери, навеки потерявшей ребенка, которого она выносила в себе.
Пожарники обречены жить со страшными воспоминаниями. Перед сном им мерещатся трагедии, разыгрывавшиеся на пожарах, и они молят Бога, чтобы следующая катастрофа не обернулась еще более масштабной трагедией. Большинство служивших в пожарной охране до самой смерти не могут избавиться от кошмаров. Кому повезло, смогли вытеснить скорбные лики жертв живыми лицами тех, кто им бесконечно дорог. Неудачники вроде Джона стараются сохранить чувство собственного достоинства, доброжелательность и выдержку.
Спросите любого в Сан-Франциско о Джоне Стэнли, и вы услышите: это — суровый, бесстрастный истукан, кроме службы почти ничем не интересуется. Своему делу предан безмерно.
Семья? Нет, это не для Стэнли. Он так долго увиливал от торжественного свадебного марша, что никто теперь иначе и не представляет его, как в роли убежденного холостяка.
Джон с грустью подумал о долгой череде лет, проведенных в одиночестве; Бетси в эти годы постепенно превращалась из подростка, впервые осознавшего силу своего обаяния, в красивую, уверенную в себе женщину-тайну.
Прищурив глаза, Джон вглядывался в лицо типично американского мужчины, сидящего рядом с Бетси. Вот он какой, Стив Вудбери. Он почти не изменился со времени свадьбы, где его увидел Джон. Пожалуй, несколько отяжелел да слегка поредел его густой залихватский чуб.
Ей было хорошо с мужем, сказала Бетси; но теплый отблеск прошлого в ее глазах сказал Джону больше, чем слова. Он понял, что ревнует к покойному Стиву…
Повернувшись на бок, он закрыл глаза и попробовал остановить взыгравшее воображение. Его ни в коем случае не должна волновать мысль о том, что она спала в этой самой постели меньше, чем сутки назад. Или что на ней тогда была надета тонкая, как паутинка, светло-желтая шелковая рубашка, которую она поспешно выхватила из-за двери ванной комнаты, думая, что Джон не видит ее.
И последнее, что не должно его тревожить: нежные и осторожные взгляды Бетси. Целыми днями она смотрит на него так, словно понимает, подобно ему самому, что происходит между ними.
Но ничто не могло заставить Джона оставаться равнодушным. Чувство к Бетси прошло сквозь долгие годы разлуки и не померкло…
Глава десятая
Бетси склонилась над кроватью. Ее волосы светились подобно нимбу вокруг головы. Желтенький халатик переливался в лучах солнечного света, озарившего комнату.
На мгновение Джону показалось, что он грезит; но она коснулась прохладной рукой его лба, пробуя температуру.
— В чем дело, Рыжик? У тебя возникла какая-то странная мания наблюдать за спящими? — тихо спросил он, скрыв, какие мучения причиняют ему больные колени.
Она поставила стакан с водой и пузырек с таблетками.
— Я услышала стон и подумала, что тебе понадобятся обезболивающие таблетки.
— Да я прилично себя чувствую!
— Это заметно. Поэтому с тебя пот так и течет ручьем, и ты ухитрился завязать каким-то китайским узлом последнюю льняную простыню моей мамы.
Джону пришлось приподняться, чтобы разглядеть учиненный им беспорядок. Действительно, замысловатый узелок. Хуже того, он лежал поперек кровати, да еще, к его стыду, полуголый. Стиснув зубы, он натянул смятую простыню.
— Дай-ка я сделаю.
— Перестань, Бетси. Я не из команды твоих подопечных ребят.
— О ради Бога, Джон, не ханжи. Я видела тебя без одежды и не один раз.
— Только однажды, — отрезал он.
На губах Бетси заиграла озорная улыбка.
— Ты ошибаешься, дорогой. Никому не рассказывай, но я ходила подсматривать, как ты купался голый в бывшем карьере где добывали гравий. Поверь мне, Джон, видеть тебя в этих старых поношенных боксерских шортах не такое уж большое удовольствие.
Она с силой потянула простыню и выдернула ее из-под Джона, затем взяла стакан.
— Вот сначала выпей.
— Что это?
— Мне кажется, вода, хотя вполне может быть чистая водка. Наверное, тебе придется попробовать, чтобы узнать.
— Очень забавно.
От Бетси веяло ароматом роз, как от подушки, на которой он лежал.
— Я не люблю таблетки. Я наглотался их на всю жизнь за последний год.
Каким-то образом Джону удалось усесться на подушки повыше.
— Но парочка целебных пилюль тебе не помешает.
Бетси подняла его руку и положила таблетки ему на ладонь.
— Это от чего?
Она показала ему этикетку на пузырьке.
— Врач дал рецепт, помнишь?
— Я выбросил его в корзину для мусора.
Джон смотрел на Бетси с подозрением.
— Знаю, но рецепт я вытащила и заказала лекарство.
— Зачем?
— Затем, что у тебя всегда было больше отчаянной храбрости, чем здравого смысла.
Как всякий скептик, Джон уверовал, что где-то на жизненном пути он растерял и то и другое. Внезапно им овладела шальная мысль: притянуть ее к себе на кровать и предаться любви, чтобы утолить сильнейшую из своих болей — обладать телом и душой Бетси.
— Перестань смотреть на меня умоляющими глазами, Стэнли. Я привыкла к упрямым негодникам вроде тебя и не уйду из этой комнаты, пока ты не примешь лекарство.
— А что, если я скажу: не желаю, чтобы ты уходила? Если потребую: хочу, чтобы ты забралась сюда ко мне?
Его умоляющие глаза гипнотизировали Бетси, не давая уклониться от ответа.
— Я бы ответила, что это было бы большой ошибкой, — мягко сказала Бетси.
— Неужели ошибкой? Почему?
Взгляд Джона продолжал гипнотизировать. Бетси почувствовала его невыразимую нежность.
— А ты разве не знаешь? Случайные половые связи теперь рискованны.
