Мелани Милберн - Забытый брак
Эмелия же полагала, что сделала все правильно. Ей не хотелось затягивать агонию расставания. Она надеялась, что рана, нанесенная быстрым окончательным разрывом, окажется не такой глубокой и легче заживет. Но прошел месяц, а ее все еще мучила бессонница, несмотря на все попытки изнурить себя прогулками и плаванием. Она старалась выбросить мысли о Хавьере из головы, но тело продолжало помнить его прикосновения и желать их. Каждую ночь Эмелия ловила себя на том, что в полусне шарит по пустой постели в надежде найти его рядом.
Но даже если бы испанцу захотелось ее найти, пришлось бы приложить усилия. Эмелия запутала следы так хорошо, как могла. Вернула себе девичью фамилию, отвечала на звонки, только если номер звонящего был ей знаком, электронную почту получала через офис отца.
Она поднялась на открытую террасу с ключами в руке, но остановилась как вкопанная, увидев, кто ждет ее на кованой скамейке.
— Здравствуй, Эмелия.
— Тебе лучше уйти, пока я не вызвала полицию. Хавьер поднялся, подошел ближе:
— Нам нужно поговорить.
— Все, что ты хочешь сказать, ты можешь передать через моего адвоката.
— Я больше не решаю личные проблемы таким образом. Я хочу выяснить все с тобой лицом к лицу.
Эмелия попыталась проскочить в дом, но ботинок испанца помешал ей захлопнуть за собой дверь.
— Убери ногу, если не хочешь всю оставшуюся жизнь посещать ортопеда.
Но Хавьер просунул внутрь еще и плечо. Взгляды скрестились в дуэли, которую, как понимала Эмелия, ей не выиграть.
— Мы поговорим в доме или на улице, мне все равно. Но я не уйду, пока мы все не выясним.
Эмелия оставила попытки выиграть битву за дверь. Войдя в отделанный мрамором холл, швырнула пляжную сумку на пол и повернулась к мужу, уперевшись кулачками в бедра:
— Как ты меня нашел?
— Твой отец дал мне адрес.
— Мой отец?! — Глаза молодой женщины сверкнули. — Подлый лицемерный предатель. Я знала, что он займет твою сторону, вы с ним одного поля ягоды.
— Он любит тебя, Эмелия. И всегда любил. Только у него не очень хорошо получается это показывать или тем более высказывать.
— С каких пор ты стал экспертом по семейным отношениям?
— Майкл хочет видеть тебя счастливой.
— Я счастлива. — Она вскинула подбородок. — Никогда не чувствовала себя лучше.
— Ты очень похудела и выглядишь усталой.
Эмелия закатила глаза:
— Ты тоже поистрепался, верзила.
— Это потому, что я не могу спать без тебя.
— Я уверена, ты быстро найдешь кого-то, кто будет греть твою постель вместо меня. Если уже не нашел.
— Ты так ничего и не поняла?
Она все еще сохраняла боевую стойку, напоминая мужу маленького терьера, пытающегося отстоять свою территорию перед ротвейлером.
— Что еще я должна была понять? Я понимаю, почему ты женился на мне, Хавьер. Я была идиоткой, что согласилась, но люди, ослепленные любовью, порой делают невероятные глупости. Но теперь все по-другому. Я ушла бы от тебя раньше, как собиралась, но из-за автокатастрофы все немного затянулось. На сей раз я намерена довести дело до конца. Наша история закончена.
— Я не хочу развода.
— Что ты сказал?
— Ты слышала меня, querida.
Лицо молодой женщины исказила некрасивая злая гримаска.
— Не называй меня так!
— Mi amor.
— Еще большая ложь. Я — не твоя любовь, никогда не была и никогда не буду. Я могу с этим справиться, представь себе. Я наконец-то догадалась, что с тобой не так. Некоторые мужчины просто не умеют любить, они скорее умрут, чем окажутся во власти другого человека. Так они устроены, это нельзя изменить.
— Это можно изменить, — сказал Хавьер. — Я же изменился. Я готов быть в твоей власти. Я люблю тебя, но я отказывался признать свою любовь из страха потерять ее. Я лгал себе все время, ну может быть, не лгал… Я защищал себя, как ты и сказала. Я никогда не снимал доспехов полностью, боясь, что меня ранят.
Эмелия стояла неподвижно, кажется, она даже перестала дышать.
— Думаю, я всегда любил тебя, Эмелия. Тебя настоящую. Ты не должна быть тонкой как спичка и накрашенной как супермодель, чтобы заставить меня потерять голову. Тебе достаточно проснуться рядом со следами от подушки на щеках, мутным взглядом и насморком.
«Я брежу или сплю, — подумала Эмелия. — Я выдаю желаемое за действительное. Я читала, что люди иногда слышат то, что хотят услышать, вместо того, что им говорят на самом деле».
— Большую часть жизни я держал свои эмоции под замком, — продолжал Хавьер. — Говорить кому-то «Я люблю тебя» казалось мне проявлением слабости. Я рассматривал любое проявление чувств как слабость. Наверное, поэтому ты боялась признаться, что чувствуешь себя нехорошо. Я виноват. Я должен был уделять тебе больше внимания. Даже Изабелла отругала меня за то, что я слишком закрыт, слишком сдержан.
— Я не уверена, что все это каким-то образом касается меня… — нерешительно пробормотала Эмелия.
— Это касается тебя самым непосредственным образом, милая. Я полюбил тебя с первой твоей улыбки. Я помню этот день — когда ты впервые согласилась пойти на свидание. Ты помнишь? Скажи мне, что ты не забыла. Мне не хочется, чтобы ты забыла день, который перевернул мою жизнь.
— Я помню, — кивнула Эмелия.
— Ты посмотрела на меня через столик в ресторане и улыбнулась чему-то, что я сказал. Как будто стрела вонзилась мне в сердце. Стрела Купидона, наверное. Я не понимал, что со мной. Мне не нравилось чувствовать, что я потерял контроль.
— Завещание твоего отца, — напомнила Эмелия. — Ты же не будешь отрицать, что именно из-за него мы поженились в такой спешке? Ты должен был признаться мне сразу. Было обидно узнать, что ты использовал меня, от постороннего человека.
— Я узнал об условиях завещания отца через месяц после того, как мы начали встречаться. Я никогда не хотел жениться — я видел, как отец разрушил жизнь трех женщин. Думаю, заставить меня сделать то, чего я не хотел, было последней извращенной шуткой отца. Конечно, я должен был рассказать тебе о проклятом завещании до того, как это сделала мерзавка Клодин. Но отцовские деньги были нужны мне не для себя. Я не мог позволить Клодин присвоить деньги, предназначенные для Изабеллы, и я боялся потерять тебя. Брак казался отличным способом решить обе проблемы.
— Я больше не хочу жить на вилле, — с сомнением протянула Эмелия. — Она красивая, величественная и все такое, но мне там неуютно. Я все время боюсь что-то уронить или сломать, потому что мне кажется, что меня за это оштрафуют.
Хавьер подошел к жене:
— Вилла должна быть домом, а не выставочным комплексом, теперь я это понимаю. Чтобы там стало уютно, нужна женская рука — твоя рука. Кстати, Алдана решила уйти на пенсию. Я был дураком, что так поздно понял, как она отравляла тебе жизнь. Алдана не говорила с прессой, скорее всего, это был один из младших садовников, но она рассказала мне об инциденте с розами. Она просит прощения за то, как плохо с тобой обращалась. А я… я должен был сам сказать тебе, что не терплю роз в доме.
