Mara Palpatyne - Deus, ex-machina
– …не могла понять, почему встала машина. Я проверила все механизмы двигателя, они были исправны, по ним передавался импульс, но вал пропеллера не вращался, – во взгляде Тристаны явственно читалось изумление. – Это же сражение у Эдипова маяка! Откуда…
– Я бы пожал плечами, если бы они у меня были… – улыбнулся Язон, – я… не знаю, как это назвать, возможно, я сосредоточился на том, чтобы помочь тебе найти неисправность. Тогда я не размышлял, я просто действовал. Тягу руля, разорвавшуюся от попадания, намотало на вал, намертво заклинив его. Я это понял, а потом понял, что и ты поняла это…
Трис вспоминала. Вспоминала как, повинуясь непонятному импульсу, решительно скользнула по дейдвудной трубе на корму, как зашла в ахтерпик и увидела…
– Я захотел, чтобы ты пошла туда. Захотел – потому что я боялся за тебя. "Конечно, – говорил я себе, – это, скорее всего, моя фантазия, но что у меня остается? Сны и фантазии. И если я не могу что-то сделать наяву – мне остается делать это в моем воображении".
– Ты спас нас тогда, – Тристана сразу же поверила в реальность произошедшего. – Наш аэрогатор едва успевал уклоняться от торпед – это было чертовски трудно при отсутствии половины группы движения. Мы уже словили еще две торпеды, и если бы я тогда не устранила неисправность…
Она смотрела на Язона, вновь и вновь переживая произошедшее с ним. Лишиться всего – и не сломаться, не просто не сломаться – найти в себе силы, преодолев тысячи стадий пространства, помочь…
…и не терять присутствия духа.
– Знаешь, иногда я думаю – а может быть, мне все это кажется? Может, вас здесь нет, а я продолжаю находиться на мертвом "Возмездии", грезя… и тогда я до крови закусываю губы. Но даже когда я чувствую боль, червячок сомнений грызет меня. Прибавь к этому накатывающее порой отчаяние – и ты узнаешь, как я живу.
Она хотела сказать, что, если это будет возможно, она сделает все, чтобы у Язона было тело – но вовремя остановилась. Это было нереально; зачем же говорить о том, что невозможно? Вместо этого Трис встала и подошла к кубу.
– Знаешь, – сказала она тихо, – после тебя у меня не было мужчин, и теперь уже не будет – у меня другая любовь. Поэтому, если это тебя утешит, я скажу тебе, что ты был первым, последним и самым лучшим моим мужчиной.
– Боюсь, ты не сумела оценить, – криво усмехнулся капитан, – будь у нас больше вре…
Он не закончил – Тристана неожиданно подалась вперед и коснулась губами его бледных губ.
Она ожидала холодного, лишенного чувств поцелуя, и была удивлена тем, сколь живыми и страстными оказались губы капитана. В этом поцелуе не было даже тени той пронзительной нежности, которая была в поцелуях Эйден. Это была не любовь, это была жажда жизни, жажда чувств, неутоленная и, наверное, неутолимая в принципе… Стремление обладать, несмотря ни на какие обстоятельства.
Оторвавшись от губ Тристаны, Язон встретился с ней взглядом. В его глазах словно пламя полыхало.
– Ты сейчас очень сильно удивишься, – сказал он. – Я понял, куда нам нужно отправляться.
***
Слово "глобус" не имеет однокоренных; оно первично, как слова мать, небо или хлеб. Тем не менее, глобус – довольно сложное устройство; достаточно сказать, что механизм глобуса включает собственный решающий прибор, встроенные часы с календарем, три независимых цилиндра памяти, независимый силовой привод. А также устройства точной коррекции, управлять которыми умеет не всякий астрогатор – именно поэтому в каждой базе флота есть центры нивелировки, где в глобус вводят свежие данные по верхним и нижним островам…
Экипаж "Неотвратимого Возмездия" стоял и сидел в каморке капитана; не было лишь Персефоны и Дита, по понятным во всех отношениях причинам. Остальные собрались здесь, хотя Еврисфей и сестры чувствовали себя не в своей тарелке. Но так нужно – на кону слишком важный вопрос.
Глобус стоял между экипажем и головой Язона. Центральная колонна этого устройства чуть ниже куба, так что проекционный аппарат глобуса находился перед глазами Язона Кронида.
– Эйден, будьте любезны, включите глобус, – сказал Язон, полуприкрыв глаза. Тристана неохотно отпустила невесомую кисть руки Эйден, и та, подойдя к колонне, повернула лишь ей известный рычаг, слегка при этом, наклонившись – глобус рассчитан не на рост Атланта… Все действо слишком напоминало ритуал, и для многих это так и есть – если Эйден, Трис, Полифем и доктор уже знакомы с работой устройства, для Еврисфея и сестер это стало откровением.
Проекционный аппарат – медный шар, дотоле безжизненный, неожиданно просветлел. Казалось, по его поверхности проплывают волны… нет, не казалось – поверхность шара покрылась тускло мерцающей рябью, и вот уже лишь человек начисто лишенный воображения, не увидит перед собой маленькую, в полфута диаметром, копию Ядра… А затем произошло чудо.
Пространство вокруг Ядра вспыхнуло роем светлячков. Разного размера, разной яркости, они плыли на разном расстоянии вокруг ядра, образуя сияющий шар… Эйден опустилась на колени – отчасти потому, что, как весталка, благоговела перед открывшимся, отчасти – чтобы иметь доступ к органам управления глобусом. Трис сделала шаг вперед и опустилась на пол рядом – не потому, что Эйден нужна ее помощь, а просто для того, чтобы быть рядом…
– Это Ойкумена, – торжественно сказал Язон, и экипаж склонил головы перед всесилием Творца – каждое сияющее пятнышко шара – Остров, в основном заселенный. Все это – их мир…
На миг появилась расцветка государств – синий цвет Империи, алый – Союза, между ними блестят редкие белые точки независимых лендмарков, "хранимых волей Ока и авгуратом"… Политическая карта не нужна, к тому же она уже устарела – так все выглядело три года назад, когда Глобус последний раз нивелировали. И вот перед глазами экипажа вновь девственная чистота Ойкумены.
Словно не заселенной людьми…
А затем на глобусе вспыхнули четыре ярких пятна. Красный, синий, зеленый и золотистый огни охватывают Ойкумену кольцом, чуть выше ее экватора.
– Это Храмы, – сказал Язон, но Эйден и Еврисфей и так знают это – ее синяя звездочка и его золотая вписаны в их память навсегда.
Язон молчал, собираясь с мыслями; он понимал, что ему сложно будет донести свою не до конца понятную ему самому мысль до своих соратников… Этот трехмерный мир слишком привык мыслить двухмерно – от Ядра к холодным напоенным молниями тучам Верхней Империи.
– Я предположил, – наконец сказал он, – что симметрия храмов – не плоскостная. Что она – пространственная. А это значит, что храмов не четыре, а шесть.
