Дениза Алистер - Дневник памяти
В тот день он научился многому. Урок первый: автобусы гораздо больше машин, поэтому ездить в них гораздо лучше. Урок второй: тратить следует значительно меньше, чем зарабатываешь. Урок третий: иностранный диплом стоит разве что той бумаги, на которой напечатан, но уж точно не больше. Урок четвертый: даже знатным особам не следует отказываться от грязной работы, а для души она даже полезна. И таких уроков было много.
За этими печальными признаниями последовали объятия и слезы. Я знала, как ему сейчас тяжело, потому что испытала то же самое. На моих глазах через точно такие же унижения вынужден был пройти и мой гордый папа. Еще я знала, что любые утешения бессмысленны, хотя они и уменьшают чувство обиды.
Месяц спустя, после безуспешных попыток найти работу с помощью моих родственников Акбар решил организовать собственную фирму. Конечно, это было временное предприятие, которое он собирался бросить после сдачи экзаменов на канадский диплом. Каждый день гордость и уверенность Акбара отмирали по кусочку, и это продолжалось до тех пор, пока от них не осталось и следа. Примерно в такой же прогрессии убывало его наследство. Знакомым, оставшимся на родине, он по-прежнему казался принцем королевской крови, живущим в стране с неограниченными возможностями. Для меня же он был просто идеальным мужчиной.
Проработав целый год в поте лица и экономя буквально на всем, нам в конце концов удалось скопить достаточно денег, чтобы купить свой первый дом.
В самом сердце старого квартала мы нашли маленькое уютное гнездышко, которое собирались наполнить своими птенцами. Хотя этот дом отличался от нашего особняка в имении, как небо от земли, самым главным было то, что он принадлежал нам и больше никому. Мысль о том, что больше не нужно делить дом с другими, пусть даже с близкими людьми и терпеть запахи и звуки, которые не переносишь, прислушиваться к каждому скрипу и шороху за стеной, подарила мне такое ощущение свободы, что я не могу описать его словами.
Наш домик обладал всеми этими преимуществами, но нуждался в основательном ремонте. Однако ремонт был не в тягость, ведь это гнездышко было нашим детищем!
Наверное, пары скипидара и красок сыграли недобрую шутку с нашими головами. Мы с Акбаром, абсолютно голые, начали кататься по газетам, разбросанным на перепачканном краской деревянном полу. Естественно, мы моментально измазались сами. Осмотрев меня с ног до головы, Акбар, наверное, подумал, что я предлагаю заняться сексом, как было принято у аборигенов, которые всегда ходили раскрашенные во все цвета радуги. Он заставил меня принять положение, в котором совокупляются животные.
Я решила, что у него совсем поехала крыша.
— Ты хочешь, чтобы у нас родился человечек или какой-нибудь щенок? — осведомилась я.
Вместо ответа Акбар взял кисточку, сунул ее в краску цвета слоновой кости и раскрасил меня с ног до головы.
— Что ты делаешь?! — возмущенно закричала я.
— Делаю из тебя произведение искусства.
Я покорилась и принялась терпеливо ждать, пока ему не наскучит творить и он не смоет краску с моего тела. Меня в этот момент интересовало только зачатие маленьких человечков.
Акбар принес большое ведро с водой и сел на пол рядом. Обмакивая в воду губку, он медленно смывал с меня краску круговыми движениями. Каждая пора моей кожи старалась раскрыться пошире, каждый волосок на теле тянулся к нему. Но Акбар не спеша приступал к самой важной части задуманного нами плана. Представляете, вокруг никаких цветов, никаких фруктов! Лишь на потолке над нашими обнаженными телами лениво кружится вентилятор, да послеполуденное солнце заливает нас яркими лучами. Наверное, такая обстановка самая безупречная. Ни единого изъяна!
Вот так, на полу, и был зачат наш первенец.
Девять месяцев и восемнадцать мучительных часов стоического молчания наконец разрешились моими громкими криками и слезами радости, когда я принялась считать крошечные пальчики на руках и ножках сынишки. Мне он показался вылитым маленьким Акбаром. Честное слово! Хотя муж уверял, что наш сын был как две капли воды похож на меня. По крайней мере когда родился. Но независимо ни от чего это был наш сын, продолжатель нашего рода. Не могу описать словами, какой восторг меня охватил. Конечно, те из вас, кто уже испытал подобные чувства, поймут меня. Ведь это просто фантастика!
Несколько следующих недель наши с Акбаром мамы пытались научить нас премудростям родительского ремесла. Нет нужды говорить, что на все случаи у них существовали два совершенно противоположных мнения. Хотя нет, они обе не признавали пеленки одноразового применения, слюнявчики, детские кремы от раздражения кожи и многое другое. К счастью для нас, малыш рос крепким и здоровым. Он вел себя прекрасно, еще не понимая, как отвратительны частые споры по поводу того, что и каким образом следует делать.
И лишь в одном вопросе мы единодушно соглашались. Чанно тысячи раз твердила мне, что вместе перенесенные тревоги и лишения и есть тот клей, который соединяет людей. В правильности слов Чанно мы убедились на собственном опыте. Ничто не могло крепче «склеить» нас, чем одна-единственная бессонная ночь, проведенная у кроватки слегка простывшего малыша. Словом, я могла бы назвать свою жизнь приятной, если бы… если бы я могла быть до конца откровенной с Акбаром. Но мне не хотелось сейчас взорвать его радостный мир, рассказав, что моя болезнь совершила полный круг и снова заставляла мой организм кровоточить. Видимо, существуют тайны, которые лучше не обсуждать даже с любимым мужем.
32
Мой живот вновь начал раздуваться еще до того, как наш первенец, Афзаль, отпраздновал свой первый день рождения. Акбар надеялся, что на этот раз родится дочь, крошечное подобие меня. Наверное, думала я, в конце концов он все-таки согласился, что Афзаль — точная копия его самого. Не знаю, чья именно, но маленькая копия внутри меня быстро росла, раздувая мое тело во всех направлениях. Сейчас мне было стыдно за свою фигуру даже перед любимым. Но все вокруг меня, и знакомые, и незнакомые, вдруг сделались абсолютно беспардонными. Они дотрагивались до моего живота, задавали интимные вопросы, причем так, что создавалось впечатление, будто я превратилась в общее достояние. Только Ази оставалась прежней. Наверное, еще и потому, что сама ждала ребенка. Точно так же изменился цвет ее лица — это обычно называют ярким румянцем. Точно так же росло ее беспокойство, как бы разливаясь по всему телу. Но мы продолжали обмениваться с ней тем, что нас волновало.
Как-то ночью, во время нашего тайного свидания, полная луна осветила наши тела. Мы стояли у того окна, возле которого когда-то началось мое возрождение, и как зачарованные гладили наши арбузоподобные животы, чувствуя легкие движения еще не родившихся детей. Потом Ази уехала домой. Я же осталась стоять у волшебного окна.
