Кристин Лестер - Вместо свадьбы
— Эвелин, я должен был тебе это сказать. Я хотел быть честным с тобой.
Она молча собиралась, радуясь, что Бернар не смотрит на нее. Эвелин чувствовала себя вдвойне раздетой: он все знает, он следил за ней, он все подстроил, он…
— Эвелин, я прошу тебя только об одном. Не совершай поспешных действий. У тебя есть месяц, чтобы подумать. Обещаешь?
Она не ответила, яростно запихивая в сумку косметичку и расческу.
— Скажи хоть что-нибудь!
Эвелин подошла к нему и с размаху влепила пощечину.
— Удачи тебе. Особенно в личной жизни.
10
— Да-да, деточка. — Мадам Роше отпила еще вина. — Так все и было. Ты уж прости.
— Но как же так… Зачем? Вы же видели, что это авантюра.
— Ну! Авантюра! Чего не сделаешь ради… Впрочем, он мне заплатил.
Эвелин с сомнением посмотрела на нее. Мадам была весьма состоятельная женщина, и квартиру сдавала не ради денег, как многие. А так… чтобы кто-то присматривал за ней. Не похоже, что ее могла прельстить любая, пусть даже круглая сумма.
— Но вы же видели, в каком я положении. Если бы не это… — Эвелин в отчаянии отвернулась.
Нет, она не станет рассказывать мадам, что Бернар окружил ее со всех сторон. Она вообще не будет ни о чем говорить.
— Ты не хочешь поделиться со мной своими проблемами, девочка? Или для этого ты слишком дуешься на меня?
— Простите, мадам. Мне сейчас надо идти. — Эвелин встала из-за столика. — Мы, наверное, еще встретимся с вами. Когда-нибудь.
— Как? А ты разве не будешь возвращаться в свою квартиру?
— Нет, спасибо. — Эвелин криво улыбнулась. — Мне есть где жить.
— Н-да? — Мадам явно озадачилась. — Личная жизнь? Мужчина?
— Да.
Пусть. Пусть мадам Роше думает, что это личная жизнь. Не станет она ей рассказывать про то, что живет у Рене, что Бернар оказался обманщиком, что она бросила работу, что у нее нет больше денег… И не будет.
— Эвелин, — мадам вдруг взяла ее за плечи, — у тебя все в порядке? Может, расскажешь мне?
Эвелин не могла отделаться от ощущения, что этой женщине известно абсолютно все.
— Квартира свободна. Он уехал. И вообще, я хотела извиниться перед тобой и предложить тебе ее уже как бы занять насовсем.
— Как насовсем?
— Ну мы же договаривались, что я тебе ее продам, помнишь? И арендную плату зачту в счет долга. Теперь я переоформила документы, дело в том, что квартира досталась мне от третьего мужа. А четвертый… Ну это не важно.
Эвелин высвободилась из ее рук:
— Извините, мадам Роше, но я больше не хочу жить там.
— Как?! Совсем?
— Ну, может, и не совсем, но в ближайшее время точно. Простите, мне надо идти, меня ждут.
Конечно, ее никто не ждал! Теперь, когда ей было совсем нечего делать, она дни напролет бродила по Довилю одна, а вечерами они с Рене гуляли и разговаривали о Бернаре.
Стоял конец апреля. Город утопал в цветах. Цвело все вокруг: деревья, клумбы, кусты в палисадниках, горшки, подвешенные на каждом окне. Цветы продавали охапками, их несла в руках каждая вторая женщина, идущая по улице, и многие мужчины…
От этого безумного благоухания у Эвелин кружилась голова. Она вспоминала морозные вечера на Баффиновой Земле, будоражащие запахи скорой весны, хвои и песка со льдом, и ей становилось не по себе в этом красивом городе.
Она вспоминала рассветы, которые снимала на камеру, закаты, которые били в окно номера Шарля, и ей казалось, что там — единственная реальность. А цивилизация, Довиль, вот этот сквер и клумба под ногами, Рене, и вообще все-все вокруг — лишь анимационная игра в формате 3D.
Ей хотелось обратно. Из этой потрясающей весны, из этого сумасбродного благоухания, отдаленного шума моря — туда, в суровую зиму среди угрюмых елей и гор. Там снег, холодные реки, медведи бродят по ночам между домиками базы… Там Бернар.
Он любит ее… Эвелин улыбнулась. Но он обманул ее.
— Рене, — вымученно сказала она, — расскажи мне про него. Я ведь, оказывается, ничегошеньки не знаю.
— Ты просто не интересовалась, — ответила подруга. — Хотя странно: ведь многие думали, что у вас роман.
— Какой роман? Что за чушь?
— Ну… по крайней мере… что вы спите вместе.
Эвелин поперхнулась. Она не знала об этом человеке ничего. Она не подпускала его к себе на пушечный выстрел, она даже… она даже целовалась с ним всего один раз! И то два года назад! А про них, оказывается, всякое болтают.
— Рене, представляешь, мы ведь уже встречались, — сказала Эвелин, закусив губу. — Он помнил меня еще с тех пор, как увидел в Нью-Йорке. А я и забыла, что мы были знакомы!
— Он любил тебя, это было видно.
— Кому?
Рене пожала плечами:
— Не знаю, во всяком случае, мне. А два года назад… Два года назад он развелся с женой. Может, поэтому его так пробила ваша встреча. Что называется, на свежую рану.
— Но ведь у него явно были женщины. И до меня, и после меня. Он… Слушай, Рене, а почему я не знала, что Бернар был женат?
— Да ты знала, просто не обратила внимания на эту информацию.
— Ну как так? Он все время меня теребил, он все время был у меня на виду, не давал забыть о себе ни на секунду. Но я даже не думала о нем как о мужчине.
— Вот именно! — Рене с улыбкой смотрела на нее. — Ты хоть о ком-нибудь, кроме Бернара и меня, в нашем офисе что-то знаешь?
— Ну… наверное, нет.
— Вот именно. И про него тебе тоже было неинтересно знать.
— А теперь интересно. Расскажешь про жену?
Рене поежилась, обнимая себя за плечи: несмотря на весну, вечера были все равно прохладные. На ней была красивая бирюзовая курточка, и Эвелин невольно вспомнила свою пижаму точно такого же цвета, оставшуюся в номере на базе.
Она вообще ничего с собой брать не стала, когда улетала во Францию. Она даже не вернулась на базу. А зачем? Документы и кредитки у нее всегда были с собой… Позвонив на базу, Эвелин сообщила, что уезжает в отпуск под ответственность своего начальника Бернара Ренуа и что он предупрежден и разрешил ей. В тот момент Бернар, скорее всего, еще не выехал из Фробишер-Бей (машина обещала прийти за ним лишь в обед), но Эвелин было наплевать.
Ей вообще было наплевать, как он будет выкручиваться и объяснять ее отсутствие. Ничего, что-нибудь придумает. Ведь он такой изобретательный! Вон какую длинную схему придумал! Значит, и на этот раз не растеряется. Впрочем, его-то как раз никто не станет расспрашивать, почему она уехала: он ее единственный и непосредственный руководитель.
Эвелин злорадно расхохоталась, вспоминая этот звонок. Диспетчер до того опешил, что начал заикаться, а она пожелала им всем удачи и поехала в аэропорт.
