Синди Майерс - Всевластие любви
Следующие двадцать четыре часа Джоуни думала о совете Джи Пи, пытаясь решить, что же делать.
Когда днем раздался звонок в дверь, она была уверена, что это Джи Пи пришла ее проведать. Но за дверью стоял Картер, одновременно прекрасный и устрашающий в своей форме, без тени улыбки на лице.
— А, привет.
Она попыталась прочесть в его глазах хоть какой-то намек на его намерения, но он оставался бесстрастным.
— Я пришел, потому что ты по-прежнему должна мне свидание, — произнес он.
— Свидание? — Она сделала шаг назад и шире открыла дверь. — Но одет ты явно не для свидания.
— Я одет для свидания, на которое собираюсь.
Она подняла бровь.
— Ты собираешься арестовать меня?
От его горячего взгляда ей стало не по себе.
— Вообще-то, у меня большое желание надеть на тебя наручники…
Она подняла подбородок, пытаясь сделать вид, что его слова не произвели на нее ни малейшего впечатления.
— Так какие у тебя планы?
— Пойдем, и узнаешь.
Он протянул руку.
Она отступила на шаг.
— Я могу тебе доверять?
Он опустил голову.
— Ты спрашиваешь об этом?
Наверное, она это заслужила. Джоуни отвернулась.
— Куда мы идем?
— Мы отправляемся патрулировать.
— Ты хочешь сказать, что я буду работать с тобой? — Об этом она как-то не подумала.
— Именно. — Он пристально посмотрел на нее. — Прежде чем ты примешь окончательное решение относительно моей работы и относительно нас с тобой, я хочу, чтобы ты посмотрела, чем я на самом деле занимаюсь.
В животе у нее тревожно заурчало. Она кивнула.
— Хорошо. Это, в общем, справедливо.
Они пришли в участок, и Картер протянул ей кипу бумаг.
— Что это? — спросила она.
— Сначала мы соберем кое-какую информацию и пропустим тебя через компьютер, чтобы убедиться, что ты не преступник; а потом ты дашь подписку, что не будешь обвинять полицейское управление, если что-нибудь случится, когда тебя не будет рядом со мной.
Она взяла бумаги.
— А что может случиться?
Он внимательно посмотрел на нее сквозь полузакрытые веки.
— Когда ты со мной — все что угодно, — соблазнительным голосом проворчал он.
Она засмеялась и принялась работать с бумагами, потом вошла за ним в просторную комнату, где собралось не менее дюжины офицеров.
— Здесь во время брифинга мы получаем задания и обсуждаем, что происходит в отделении и на улицах, — объяснил Картер. — Это и для нас-то не особенно увлекательно, но я заметил, что гражданские этого просто терпеть не могут.
— Уверена, мне понравится.
Она села поодаль, а он присоединился к остальным офицерам. Началось добродушное подшучивание по поводу ее присутствия, а потом разговор принял более серьезный оборот. Офицеры выразили ему соболезнования в связи со смертью Тино. Картера явно любили и уважали.
Патрульный сержант, который вел брифинг, говорил кратко и внятно, с головокружительной скоростью чеканя поручения, номера телефонов и номера машин. Он дал информацию о подозреваемых в различных нераскрытых преступлениях и сообщил о предстоящих учениях. Через полчаса брифинг закончился.
В комнате сразу стало шумно. Джоуни это напомнило отделение первой помощи, когда привозили больного в критическом состоянии: все при деле, все спешат.
— Ты готова? — Картер подошел к ней, как ей показалось, с чемоданом какого-то торговца в руках.
— Если ты готов. Что в чемодане?
— Разное: бумаги, вещественные доказательства, сумки, билеты, перчатки, магнитофонная запись, сделанная на месте преступления. — Он подмигнул. — Держу пари, ты думала, что мне требуются только пистолет и личное обаяние.
Джоуни последовала за ним к знакомой патрульной машине. Сколько раз она встречала на улице эти белые машины с черно-желтыми полосками и благодарила судьбу за то, что ее не остановили и не выписали штраф за превышение скорости.
Картер открыл заднюю дверь и поставил чемодан на сиденье. Она с удивлением увидела, что сиденье было из пластика, как и скамья в комнате ожидания.
— Легче чистить, — сказал Картер, заметив ее удивление. — И негде спрятать контрабанду. — Он подвел ее к задней части машины. — Положи сумочку в багажник.
Она ожидала увидеть в багажнике все что угодно, но только не завернутых в пластиковые мешки плюшевых медвежат. Джоуни улыбнулась.
— Игрушки?
— Мы дарим их детям на месте преступления. Это их отвлекает и успокаивает. — Он показал на груду одеял в углу багажника. — Для взрослых у нас имеются афганские пледы.
Она вспомнила, что не раз видела у себя в отделении пациентов, завернутых в такие же пледы, но никогда не связывала их с полицией.
Он закрыл багажник, и они сели в машину. Картер тотчас принялся щелкать кнопками, отыскивая нужную радиостанцию. Наконец зазвучала рок-музыка.
— Эта станция тебя устроит?
— У тебя есть радио? Я хочу сказать, настоящее радио?
— Ты же у себя на работе слушаешь радио, правда?
— Да, но мы не так заняты.
— Здесь-то же самое. Это моя работа. Вообще-то, ты сидишь на моем рабочем месте.
От его соблазнительного взгляда она засмеялась.
Он включил микрофон радиопередатчика.
— Два-Адам-один, на связи.
— Два-Адам-один, следующая связь в пятнадцать тридцать одну.
— Что же ты будешь делать? — спросила она, когда он выехал на улицу.
— В основном ездить по округе и смотреть, нет ли чего-нибудь подозрительного. Я могу справляться с пробками на дорогах, при необходимости помочь коллегам в задержании преступников, охранять тюрьмы…
— Я понимаю, как привлекательна такая работа для того, кто любит независимость.
Но ведь многие другие занятия тоже дают независимость, и никто в тебя не стреляет, — подумала она.
Сидя на заднем сиденье, она слушала беспрестанные переговоры по полицейскому радио. Сейчас весь город казался ей рассадником преступности, от водителей, превышающих скорость, до воров и убийц.
Через полчаса Картер остановил машину на стоянке.
— Пора прогуляться, — сказал он, включив микрофон. — Свяжите меня с шестым в Кинтано-Парк, пойду посмотрю, что там делается. Четвертый.
Джоуни наблюдала за реакцией людей, когда они шли по улице. Некоторые приветливо улыбались или кивали, другие игнорировали их и отворачивались. Многие переходили улицу, чтобы избежать встречи с ними. Две женщины посмотрели на Картера с нескрываемой благодарностью.
— Ты всех их знаешь? — спросила она.
— Некоторых. — Он широко улыбнулся. — Это тебя раздражает?
— Почему это должно меня раздражать?
